И волос бел, и голос побелел,
и лебедята лебедю на смену
уже летят. Но чем душе балет
приходится? – уразуметь не смею.
А кто я есмь? Одиллий и Одетт
влюбленный созерцатель обреченный.
Быть может, средь посмертных лебедей
я – самый черно-белый, бело-черный.
С чего начать? Не с детства ли начать?
Вот – я дитя. Мне колыбель – Варварка.
Недр коммунальных чадо я, где чад
и сыро так, как в сырости оврага.
И вдруг наряд из банта и калош.
Театр, клянусь, я не умру, покуда
не отслужу твоих восьми колонн
страннейший строй вблизи любви и чуда.
Театр, но что меня с тобой свело?
Твой нищий гость, твой тугодум-младенец,
я – бархата, и злата, и всего
сверканья расточительный владелец.
Мой нищий дух в твой вовлечен полет,
парит душа и небу не перечит.
Ты – Божество, целующее лоб.
И плачу я, твой безутешный грешник.
Во мне – уж смерклось, а тебе – блестеть
без убыли. Пусть высоко и плавно
парит балет – соперник и близнец
души, пока душа высокопарна.