— Давай я здесь кроссовки сниму, а в квартиру зайду на цыпочках, чтобы тихо было?
— Хорошо. Тогда рюкзак тоже мне давай.
Я снял кроссовки и стал неумело топтаться на коврике, пока Диана открывала дверь. Она три раза провернула ключ, который сделал заветное «клоц» и открыл замок. Мы отошли от двери, аккуратно открыли ее и погрузились в темноту квартиры. Я переступил порог и стал на ощупь продвигаться в глубь неизведанного. Из темноты вырулила какая-то фигура. «Ну, здрааасьте!» — произнесла мама у меня под ухом. За долю секунды до «аасьте» я уже выбегал из квартиры и в носках шлепал по отбросам нашей цивилизации, которые оставили почему-то именно на этой лестнице в таком невообразимом количестве. И как только мне удавалось обойти их на пути вверх? На два пролета вниз чуть быстрее меня пролетели кроссовки, а за ними грузом безнадеги шлепнулся рюкзак с фотоаппаратом. Возможно, наверху что-то кричали вслед. Возможно, я был опечален. Люблю начинать утро с холодного душа.
Глава 16. Как пустить одежду по ветру
— Ребята, знали бы вы, как долго я этого ждал, — заикаясь и подпрыгивая по асфальтовым кочкам, проронил я. — Безгрешность природы и виновность железных дорог сплетаются на моих глазах.
Мы рассекали на автомобиле пыль Свердловской улицы. Я устал от городов, поэтому, едва оказавшись в Красноярске, встретил Костю и Женю, галантно пригласивших меня в лес. Прелесть Красноярска заключалась в том, что как только он заканчивался, начинался государственный природный заповедник, расположенный в отрогах Восточных Саян на правом берегу Енисея. Виды сменились с низких томских елей на величавые хвойные деревья, охранявшие трассу могучим богатырским строем с обеих сторон. Несмотря на обильность национальных парков, которых в Красноярском крае насчитывалось больше, чем в любом другом регионе России, воздух сюда будто завезли с недр производств Урала. Город не только страдал от ежедневных выбросов угольных, алюминиевых, лакокрасочных, химико-металлургических, электровагоноремонтных и любых других заводов, названия которых вам не приходилось слышать, но и печалился оттого, что до сих пор не был газифицирован.
Мы оставили машину у дороги и дошли до края Слизневского утеса. Наверняка когда-то здесь была ровная череда холмов, но сейчас их множество на две части уверенно рассекал Енисей, позволяя тоненькой железной дороге примыкать к нему. Наконец Сибирь начала приоткрывать мне свои сундуки бесчисленно многообразной северной могучей природы. Ветер дул, унося прочь реку, желтый шарф, мои развязывающиеся шнурки и язык.