— Бросил! И револьвер тоже, — прошипел сквозь зубы Гай.
Прочитав по его глазам крайнюю решительность, казак метнул к ногам Гая обрез и заткнутый за пояс наган.
— Этот тоже подопни, — он указал на «Браунинг», лежащий возле Братухина.
Казак сделал и это.
— На пол сел, — скомандовал Гай, и сам, ступив два шага назад, тяжело опустился на стул.
Только теперь он посмотрел себе на живот, китель был уже в крови, он расстегнул пуговицы, и тёплая вязкая кровь перепачкала его левую руку.
— Вы, — тяжело дыша, обратился он к пленным, — садитесь к ним.
Гай указал пистолетом на казака и уже усевшегося рядом с ним Братухина, который с болью на лице ощупывал своё кровоточащее плечо.
Пленные боязливо подошли и опустились чуть в стороне от казака и Братухина.
— Дальше, чуть дальше, вон за тот столб, — скомандовал Гай, и все, как могли, попятились назад, увеличив расстояние между ними и солдатом до четырёх метров.
— Ты не дури, солдат… — начал было Братухин, но Гай его оборвал, шипя сквозь боль.
— Молчать. Я не хочу вас слушать… застрелю…
Братухин, глядя на бледное, нервное лицо Гая, понял, что спорить с солдатом не следует.
— Вы, — произнёс Гай, глядя на женщину и беря со стола окровавленный нож, которым смотритель перерезал себе сухожилия, — освободите этих людей.
Он указал пистолетом на комбата Шихова и машиниста, забывая, что руки Коли ещё недавно освободил сам.
— И без глупостей, — дополнил Гай, — вы тоже моя пленница. Простите, но у меня нет основания вам доверять.
Женщина подчинилась. Она подняла брошенный Гаем нож и разрезала верёвку на руках комбата.
— Теперь его, — Гай указал на стонущего Михаила Кацмазовского. Занятые мыслями о себе, все кроме Гая как-то забыли о распятом еврее.
Женщина с трудом перерезала ремень, и Кацмазовский со стоном повалился на пол.
— Теперь вторую руку, — попытался крикнуть Гай.
Она обрезала и второй ремень, но измученный Кацмазовский так и остался лежать на полу, боясь шелохнуться после ужасных истязаний.
— Бросьте куда-нибудь нож и садитесь в общую кучу, — скомандовал Гай.
Валентина, как и ранее, молча исполнила его приказ, бросив нож в сторону котельной, а сама села за спины Фёдора и Братухина. Белогвардейцы сидели возле раскинутого тела Крутихина так, что отведи Фёдор голову вправо, он бы мог увидеть прямо возле себя изъеденные вороном глазницы Тихона. Братухин, если смотреть со стороны Гая, сидел справа от казака. Правее — комбат Шихов, потирающий затёкшие руки, а у самой стены в просаленной шинели — машинист Коля. У самых ног покойного Тихона отлёживался после истязаний Михаил. На буфете, как и прежде, восседал ворон, внимательно наблюдавший за ходом событий.