— Да это ж паровоз, — радостно заключил отец Михаил.
Станционный смотритель посмотрел на него, потом на стол и, резко повернувшись, сказал:
— Вот так везение!
Но его неаккуратное движение перевернуло кружку с чаем, и горячая душистая масса расползлась по столу, сбегая на пол.
— Вот чёрт! — выругался станционный смотритель. — Какая неосторожность! Ничего, я сейчас протру.
Он торопливо выбежал в подсобное помещение и вернулся с грязной тряпкой, которой вытер горячее пятно как со стола, так и с пола.
Пока станционный смотритель суетился с лужей, паровоз успел подъехать и, скрипя колёсами, затормозить прямо возле станции. Отец Михаил подбежал к окнам, пытаясь разглядеть прибывший состав, но вместо длинного поезда у перрона стоял паровоз с тендером[1] без единого пассажирского или товарного вагона.
— Что, остановился? — запыхавшись, сбивающимся голосом проговорил станционный смотритель.
Он подошёл к окну, и священнослужитель, глянув на него, прочитал по его лицу, что хозяин вокзала тоже немало удивлён отсутствием у паровоза каких-либо вагонов.
Однако три человека уже выходили из кабины паровоза и шли к станции. Станционный смотритель поспешил открыть им дверь. Тугой примёрзший засов не поддавался. В дверь постучали.
— Сейчас, сейчас, — спешно ответил станционный смотритель.
Засов упирался, как мог.
— Открывай, — раздалось за дверью.
Опять постучали.
Наконец засов с трудом поддался и, щёлкнув, отпустил дверь. Вместе с холодным свежим воздухом в зал ввалились три человека.
— Хозяин, — без всякого приветствия прохрипел вошедший, — уголь есть?
— Да откуда-ж. У нас давно как всё забрали.
— А дрова, может, какие?
— Только на нашу печку, совсем чуток.
— Слышь, — обратился первый вошедший к последнему, который закрывал за собой тугую дверь, — дрова подойдут?
— Подойдут, да их много надо, — проговорил он окающим неразборчивым вологодским говором.
— Сколько у тебя дров?
— Куба два, не более.
— Этого мало, — опять проокал невысокий человечек.
— И что делать будем? — обратился первый к своим спутникам.
— А что? Приехали… — разводя руками, сказал вологодец, — Завтра с утра дров нарубим. Тут лес недалеко есть, тогда и поедем. А сейчас мы, дай бог, к полуночи управимся.
Первый вошедший коротко, но матерно выругался.
— Я до мошины, — проокал человечек и выбежал за дверь.
Вологодец был маленького роста, со смуглым морщинистым лицом, перемазанным угольной сажей. Было оно совсем не примечательным, и только густая буро-рыжая борода да большие коровьи глаза, которые смотрели добродушно и доверчиво, привлекали к себе внимание. На сгорбленное усталое тело была небрежно накинута просаленная и блестящая от грязи военная шинель.