Но вот смотрителю было не до смеха, языки пламени лизали его ботинки, и он отступил, как мог. Поднимающийся жар уже обжигал его голени. Он принялся поджимать поочерёдно ступни, но, не выдержав, сорвался, и, повиснув на шее, окунул свои ноги в разгорающееся пламя. Штаны принялись гореть, он, превозмогая адские муки, снова уцепился носочками за тюльку и попытался одной ногой потушить штанину другой. Он не кричал как еврей, сдавливаемый удавкой верёвки, он только стонал. Но, наконец, от всё усиливающегося пламени штаны его разгорелись, и сатанист закричал. Ему было всё сложнее удерживать своё тело на тюльке.
— Смотри-ка, борется, не хочет к Богу, — с ухмылкой заметил казаку Братухин, глаза его внимательно наблюдали за мучениями сатаниста.
Штаны сатаниста полыхали огнём, костёр дышал жаром, и он вероятно, теряя сознание, соскользнул с тюльки. Тело его повисло прямо над костром. Серый дым скользил по телу, обволакивал его, огибал контуры фигуры и поднимался к потолку, там же, не найдя выхода, замирал и скапливался в серую тучу. Сатанист же, дёрнувшись несколько раз, обмяк и перестал биться. Штаны его уже полностью выгорели до колена. Кожа покрылась нездоровой желтовато-медовой коркой и скукожилась, превратившись в одну большую язву.
Насытившись зрелищем, Братухин поднял заготовленное ведро с водой и плеснул на ноги сатанисту, затем на костёр. Огонь потух, но едкий дым ещё долго расползался по помещению, вонючая густая гарь забивала ноздри.
— Всё же Бог оказался ближе, — холодно проговорил Братухин и с таким же холодком обратился уже к жене смотрителя: — Теперь, сударыня, ваш черёд познать милость Господа.
Казак отвязал женщину от радиатора и подвёл к Братухину. Узрев муки мужа, она, казалось, перестала хоть что-нибудь ощущать, лицо её, залитое слезами, ничего не выражало. Она не слышала слов офицера, и, как будто отключив сознание, готова была к любым мукам.
— Зря затушили, — заметил казаку Братухин, — я хотел выжечь ей крест на лбу перед тем, как мы приступим.
Сказав это, он залился своей обыденной усмешкой, казак тоже ухмыльнулся, а лицо женщины не дрогнуло.
— Подожжём книгу и пару веток, небось, на них крест нагреем, — предложил Братухин.
— Мы не будем трогать женщину! — суровым грудным голосом произнёс Егор Гай, стоявший теперь напротив них. Лицо его стало суровым, голос жёстким, а большие глаза покраснели от злости и утёртых слёз.
— Солдат, вернись на своё место, — командным голосом пробасил Братухин.
Но Егор не шелохнулся, он только направил на Братухина заготовленный ранее карманный револьвер.