– Братцы, со зарядами у нас скверно! Не подведите!
– Что, порох кончился?
– Пороху хватит, ядра почти все ушли.
– Картечь-то хоть осталась?
– Ее-то и не тратили. Считай, вся целехонька.
– Ничё, подкинем жару-пару!
Бомбардировка Волынского редута длилась до вечера. Уже потом Мариэла вслух удивилась, что контуженных в ее распоряжение поступило в тот день как бы не больше, чем раненых.
А почти на закате начался штурм.
Закатное солнце чуть проглядывало сквозь тучи, но даже при неярком освещении отчетливо сверкали штыки и ятаганы. В атаку шли самые упорные, самые стойкие, самые отборные части.
На редуте защитники перекрикивали грохот взрывов (пушечный обстрел хоть и ослаб, но не прекратился):
– Картечью заряжай!
– Данило, крой, как готов будешь!
– Подавай! Подавай!! Руками работай!!!
Турки бежали вроде как и неторопливо. За ними уже показались англичане в красных мундирах. Они приближались чуть побыстрее. Максимушкин сообразил отдать команду:
– Тароватов, огрей аглицкую пехоту десятком-другим! Они ж турок подпирают, не дают отступать. Данилка, да что ж ты, раздери тебя на части…
Данила явно не слушал. Он водил стволом картечницы по приближающейся рваной шеренге. Один за другим отлетали пустые магазины. Заряжающие ловко подхватывали и без всякой команды торопливо набивали пулями. Они наверняка бы отстали по темпу, но были факторы, замедлявшие стрельбу. Замена всех трех магазинов шла не так быстро, как хотелось.
Скорострелка вдруг замолчала. Максимушкин скосил глаза, уже готовясь изругать раззяву-казака, но увидел, что тот спешно выбивает шомполом застрявшую пулю. Надо отдать справедливость: проделал это он довольно ловко. И снова зачастила картечница, изрыгая пули.
Турецкие аскеры при всей их несомненной храбрости чуть заколебались, но сзади их начали подбодрять англичане добрым словом в соединении со штыком, что, как всем известно, получается убедительнее, чем просто добрым словом.
Гранатомет дергал стволом. Перед красными мундирами встала цепь разрывов; в этой мясорубке пропали их первые ряды.
– Остановились красные! Давай им, Смирнов, давай, дорогой, хлещи! Чтоб не подпирали!
Максимушкин не видел и не слышал, как замолчала картечница. Стрелок несколько раз яростно передернул затвор. Это не помогло. Потом Данила частично разобрал оружие, глянул в ствол, что-то произнес (в грохоте боя разобрать сказанное никто бы не мог), снова собрал картечницу, отсоединил магазин, протянул его, не глядя, заряжающему, повернул голову, что-то сказал и сдвинул очередной магазин к затвору.
Турки явно приободрились и рванули к редуту. Навстречу им убийственным залпом картечи ахнули русские пушки. Может быть, именно он сломал боевой дух янычар. Или это сделала мелкопульная метла. Как бы то ни было, турки начали отступать. Англичане сделали это еще раньше.