– Хочу поговорить.
Наверное.
– Когда я уезжал из Гровтона, то собирался сдержать своё слово. Я твёрдо решил вернуться за тобой. Я понимал, что я ещё совсем молод, но я любил тебя как собственную дочь.
И я любила его как отца. Я подтягиваю колени к груди, обхватываю их руками.
– Почему же ты не вернулся?
– Потому что… – он несколько раз пытается заговорить и умолкает, как будто слова застревают у него в горле. – Потому что тогда я бы ни за что не смог вырваться. Я не мог увезти тебя с собой неизвестно куда, а если бы я выбрал тебя, мне пришлось бы забыть о бейсболе. Если бы я остался в Гровтоне, то, конечно же, превратился бы в своего отца. Твой папа однажды поклялся мне, что никогда не станет таким, как отец, но после окончания школы он очень быстро превратился в такого же сукиного сына, как наш папаша. Я не хотел трейлерных парков, не хотел накачанных наркотой девушек, не хотел до конца своих дней причинять боль людям, ближе которых у меня никого нет. Если бы я остался, то превратился бы в своего отца и однажды сделал бы больно тебе.
Я мотаю головой. Это невозможно. Скотт никогда бы не обидел меня. Он был на это неспособен.
– Я так чертовски боялся всего этого, что когда пустился в бега, то уже не мог остановиться. Я боялся снова увидеть тебя. Боялся, что если увижу тебя, то останусь и превращусь в своего отца.
Скотт негромко матерится и складывает ладони вместе, как будто для молитвы. Я закусываю губу, когда его голос срывается.
– Когда ты только переехала сюда, то каждый раз при взгляде на тебя я видел своего старика. Я видел его ярость в твоих глазах. Видел его ожесточение, глубоко въевшееся в тебя. Как бы сильно я ни проклинал себя за то, что покинул тебя, я ни секунды об этом не жалею. Если бы я остался, то никогда не смог бы освободиться и сейчас носил бы в себе груз гнева и ожесточения, которые я вижу в тебе.
Я знаю, о чём он говорит. Гнев и ожесточение – это цепи, которые опутывают меня, не дают подняться и грозят утопить. По крайней мере, так было до тех пор, пока я не встретила Райана. Но одного телефонного звонка от Ширли оказалось достаточно, чтобы цепи вернулись и ещё туже обвили моё горло.
– Везуха тебе. Ты освободился, а я оказалась по уши в дерьме.
Скотт наклоняется вперёд.
– Я понимаю, так это выглядит со стороны, но я освободился и ради тебя тоже. Я облажался. Мне нужно было вернуться за тобой, как только я подписал контракт с «Янкиз». Я должен был забрать тебя с собой в Нью-Йорк. Я этого не сделал, это моя вина, но сейчас я здесь, и всё это… – он разводит руки, показывая на свой дом, – твоё. Это твой шанс, малыш. Это твой бейсбол. Всё, что от тебя требуется, – это поверить мне и принять это. У тебя будет всё, чего ты захочешь, но ты должна оставить прошлое позади.