. Ты что, забыл?..
Мгновенье они мерились взглядом, высматривая страх в глазах собеседника.
– Да вы не поверите и малой части того, что я расскажу, – сказал Рульфо.
– И почему ты так в этом уверен? – Бальестерос пошарил в кармане пиджака и вынул пачку сигарет. И бросил в руки Рульфо, а вслед полетела зажигалка. – Может, тебя ждет сюрприз. Ты даже не представляешь, как изменился за последнее время доктор Бальестерос…
Когда его выписали, она уже была в сознании. Бальестерос подтвердил, что оба пациента ему давно знакомы, поскольку приходили к нему на прием, что оба злоупотребляют алкоголем и наркотиками, и представил соответствующие справки. Она – иммигрантка из Венгрии, сказал он, но ее документы должным образом оформляются. Теперь остается только ждать, когда она тоже поправится.
Доктор пристально следил за ее состоянием и дал знать Рульфо, когда ее перевели из реанимации в обычную палату под наблюдение. Рульфо застал ее в постели, абсолютно неподвижной, как и в прошлый раз. Единственное отличие заключалось в том, что глаза ее теперь были открыты. Молчание окружало ее тело, как нимб голову святого. Он подошел, заглянул ей в глаза и понял, что и они тоже молчат: черные и немые, словно трупы самих себя, они глядели в потолок. Жидкость из подвешенной капельницы медленно капала в ее кровь. Медицина поддерживала ее жизнь под домашним арестом.
– Ракель, – прошептал он.
Это имя отозвалось болью во рту, как холодная вода, попавшая в дупло зуба. Она ничем не показала, что слышит его.
– Она не хочет ни есть, ни пить, ни говорить, – сообщила медсестра.
Он попросил разрешения остаться подле девушки. Посетители не допускались в эту палату, но снова вмешался Бальестерос, и Рульфо позволили проводить в кресле рядом с ней день и ночь. Больше всего ему хотелось ухаживать за ней: он помогал ее мыть, раз за разом настаивал на том, чтобы она попробовала еду, не спал, пока не убеждался в том, что она уснула. Через два дня он впервые увидел ее улыбку. Ухаживающие за ней медсестры обрадовались и сказали, что это, возможно, благодаря «неусыпной заботе этого сеньора». Когда их оставили наедине, она повернулась к Рульфо, не переставая улыбаться.
– Убей меня, – сказала она.
В ответ Рульфо наклонился и легким поцелуем коснулся ее пересохших губ. Она взглянула на него. Во взгляде ее была лишь пустошь ненависти, причем такой бездонной, что он почувствовал себя беззащитным. И понял, что прежняя Ракель исчезла навсегда, ее больше нет.
Бальестерос навещал их почти каждый день. Он лично следил за медицинскими показателями состояния девушки и всегда находил несколько минут, чтобы поговорить. Они знали, что могут совершенно свободно говорить в такие минуты, но Рульфо уже объяснил ей, что Бальестеросу «все известно» и что единственное, чего он хочет, – это «помочь им». Она это обстоятельство важным не считала. Она все еще отказывалась от еды, двигалась, как кукла, отвечала односложно.