– Он просил, чтобы мы сказали, когда закончим, – пробормотала она, и Бальестерос увидел, что она направляется в ванную.
Он задавался вопросом: как это будет, похоже ли это на путешествие? Может, смерть всего лишь что-то вроде переезда или миграции, как у аистов? Он посмотрел вокруг, и ему показалось, что все стало каким-то священным: мыльница, белая плитка на стенах, пластиковая шторка, картинка с арлекинами на стене, игра света на поверхности воды… Вещи обретали некое бессмертие, в то время как он свое терял.
Это было довольно нелепое место для такой же нелепой смерти, но он решил, что Бальестерос был абсолютно прав, сказав как-то, что смерть не бывает романтичной. Кроме того, Рульфо считал, что именно место действия – ванна – будет отличной формой для взаимного сведения счетов: если она обманула его, убив свое тело в ванне, то и он заставит ее вернуться к жизни там же.
Левое запястье было обнажено, к нему он прижал острое лезвие, вынутое из бритвенного станка. Ванна наполнилась водой почти до краев, и он залез в нее прямо в одежде, поджав ноги, чтобы поместиться в короткой посудине. Он прикурил сигарету, глаза подернулись пеленой, словно его сознание поплыло.
Уверен он был только в одном: он получит удовольствие, убив ее, убивая себя.
Остальные дамы, включая Сагу, разбили его настоящее и будущее, но то существо, которое вселилось в тело Беатрис Даггер и проникло в его дом, когда он праздновал новоселье («Во всем виноват Купидон, я – подруга одной подруги одного из твоих…»), разнесло в клочки его прошлое («Ты совсем раскис, я скоро вернусь, я – подруга одной подруги одного из…»). И Рульфо пришел к парадокcальному выводу: он не более чем прошлое. Внутри у него нет ничего, впереди – тоже ничего, только то, что у него уже было. Возможно, все люди одинаковы. Есть только то, что было: если это у человека отнять, он перестает существовать. «И это как раз то, за что ты заплатишь. Именно за это я заставлю тебя заплатить, если смогу».
Он стиснул зубы и коснулся лезвием голубой пульсирующей вены.
И в этот самый миг, как будто речь шла о некоем разоблачении, он вспомнил сегодняшнее число. В этот ноябрьский день исполнялось ровно четыре года с того дня, как он впервые увидел Беатрис, и ровно два года со дня ее смерти.
«Пора тебе поискать себе новое логово».
И закрыл глаза.
Глаза Ракель сверкали в темноте столовой, подобно двум самоцветам.
– А теперь что? – спросил Бальестерос.
– Подождем немного и пойдем за ней. Если нам удастся затащить ее в круг, убежать она не сможет.
«Пойти за ней» оказалось выражением, которое Бальестерос не мог переварить. Пойти за кем? Что или кто, предполагается, должен «появиться» в этой ванной комнате?