Наконец она немного приподняла одеяло и удостоверилась в том, что ничего плохого, кажется, не произошло. Спит. Затем она снова подоткнула одеяло и вышла.
Обернулась полотенцем и возвратилась в столовую, лампа в которой все еще пыталась светить. Присела и подняла с пола восковую фигурку.
Акелос.
Она не очень хорошо понимала, почему не сказала тому мужчине, что фигурка здесь, на полу. Та, конечно же, упала со стола прошлой ночью, когда они с Рульфо стали ласкать друг друга (теперь она припомнила, что тогда же упала и консервная банка), и закатилась в этот угол. Если бы она так поступила, проблема была бы уже решена.
«Нет. Ты сделала правильно».
Она подняла перевернутый стул и села на него. Фигурка была у нее в руке.
«Ты хорошо сделала, что ничего не сказала».
Принялась разглядывать эту вещицу. Та практически ничего не весила. Она была почти что ничем. Ее восковые грани чуть-чуть отсвечивали. Она спросила себя, с какой стати эта пустяковина, похожая на игрушку, может иметь какую-то ценность.
И замерла на стуле, глядя на фигурку. Рваная занавеска, прикрывавшая окно, начала просвечивать. Девушка не шевелилась. Вдруг
полдень
она как будто на что-то решилась.
полдень. зенит
Она встала и отправилась в спальню. В одном из углов этой комнаты давно отошел плинтус. Она его отогнула. А когда снова вдвинула на место, в руках у нее ничего не было.
Полдень. Зенит.
Недавние дожди промыли воздух, полностью вернув ему чистоту и синий, как некий символ, цвет. Солнце заставило зажмуриться, когда она оказалась на улице. На ней была привычная одежда: черная куртка, мини-юбка, сапоги и чулки. Она прошла через двор под молчаливыми взглядами соседей. В этом доме никто ни с кем не разговаривал, делая исключение лишь для родных. Это были выходцы из разных стран, говорившие на разных языках. Чужим они не доверяли, и правильно делали. Жили в страшной тесноте, ютясь в крошечных, скрытых от чужих глаз квартирках. Она знала, что была в привилегированном положении: у нее – собственная квартира. Патрисио не раз ей об этом говорил.
Вошла в телефонную будку, опустила несколько монеток и набрала номер. Домашнего телефона у нее не было. Патрисио не считал, что ей нужен телефон, потому что свидания оговаривались в клубе, кроме того, звонить ей было некому, за исключением его самого. Номера, который она дала Рульфо, в природе не было.
Теперь номер телефона Рульфо стал одним из двух номеров, которые она знала.
Но набрала она другой.
И так сильно нервничала, что вынуждена была набрать еще раз. Сама не знала, что делает. Трубка просто вываливалась у нее из рук. Пока слушала далекие гудки, попыталась успокоиться.