– Что ты услышала?
– Не знаю…
Обняв ее, он почувствовал, какая у нее холодная кожа, вся в пупырышках. И тут он снова услышал удары.
Но теперь они доносились не из груди девушки.
там
Удары были четкие, ритмичные, они шли из коридора. Оба остолбенели, слушая, как те приближаются. Бум, бум...
Вдруг Рульфо показалось, что он видит что-то невероятное.
там, неподвижная
Сердце Ракели, алое и огромное, вторглось в спальню, прыгая и отскакивая, ударяясь о тумбочку.
Мячик подпрыгнул еще три раза. Потом остановился. И безмолвная, как наступление смерти,
там, неподвижная, среди теней
вошла девочка.
Там, неподвижная, среди теней.
В том же самом дырявом платье. В глазах ее плавал слабый отсвет раздавленных светляков.
– Не смотри на нее, – сказал Рульфо. – И убери от нее ребенка.
Девушка послушалась, не задавая вопросов: выскользнула из постели и взяла спящего ребенка на руки. Голова девочки на мгновенье повернулась в их сторону и возвратилась в начальную позицию.
– Уходите отсюда, запритесь в ванной, – велел Рульфо и протянул руку к выключателю на тумбочке.
Наконец-то он может видеть, что перед ним.
Остановившись на пороге спальни, девочка стоит неподвижно: взгляд обращен прямо ему в глаза, губы растянуты в улыбке. Улыбка ее и лицо убийственно прекрасны, но Рульфо подумалось, что он предпочел бы тысячу раз созерцать полуразложившийся труп, чем один-единственный раз – эту фальшивую маску мертвой куклы. Потому что теперь он отдавал себе отчет в том, что не сумел до конца понять в их первую встречу: это не было девочкой.
Он понятия не имел, чем или кем еще могло это быть, но это не было девочкой, это не было человеком, не было и чем-либо иным, что было бы на них похоже. Если не смотреть в эти голубые глаза, пустые, ничего не выражающие, маскарад еще может показаться приемлемым, как тот, что использует гусеница ночного мотылька на ветке дерева.
Глаза были ошибкой.
– В двенадцать ночи тридцать первого октября, – четко проговорила девочка без намека на интонацию. Затем добавила точный адрес: заброшенный склад на шоссейной дороге, при выезде из Мадрида. – Ты и девушка, только вы. С имаго. Никто не должен знать.
Она проговорила это совершенно спокойно, не отрывая от него глаз. У Рульфо возникло ощущение, что глаза ее вот-вот выскочат из орбит. Они походили на плохо прикрепленные украшения. «Да они же вот-вот упадут», – подумал он. И представил себе жуткую картину: эти глазные яблоки грохаются об пол, как маленькие стеклянные шарики, оставляя после себя пару ямок – два отверстия, из которых выглядывает наружу ночь ее мозга (если, конечно, у этого существа есть мозг). И быть может, он ощутит тогда дуновение этой окулярной ночи. Быть может, ощутит