.
Он медленно поднялся с постели и встал, стараясь не дрожать. Девочка внушала ему больший страх, чем он готов был признать, но присутствие Ракели и ее сынишки (она, по крайней мере, его послушалась и укрылась в ванной) придавало ему мужества.
– Слушай меня внимательно… кем бы ты ни была… Пойду я один… Девушка не придет… И когда я отдам вам эту чертову фигурку… вы оставите нас в покое… Ты поняла меня?..
Девочка ничего не ответила: она продолжала смотреть на него и улыбаться.
– Ты меня поняла?
Он почувствовал, что ни секунды больше не может смотреть в эти глаза. Чертыхнувшись, протянул руку к тому, что было ближе всего, – ночнику на тумбочке.
Но не успел он даже поднять его, как губы девочки зашевелились и, не переставая улыбаться,
что-то пробормотали.
Слова появлялись с легкостью газа, но удивительно четкие, прозрачные, с двумя подчеркнутыми легкой вибрацией свистящими согласными, длинным вторым «не» и с краткой паузой в конце.
Рульфо выпустил лампу и вдруг упал на пол. Он рухнул в полной тишине, словно притянутый к центру Земли. Хотел пошевелиться, но мышцы его не послушались, они окаменели. В общем-то, как и все его тело, и даже органы чувств: барабанные перепонки вогнулись, словно под воздействием резкого изменения давления, голосовые связки застыли и не были способны издать ни звука, парализованные глаза посылали в мозг спокойные образы пары босых детских ног.
И тогда малышка снова заговорила – еще одна мягкая фраза, проговоренная с резкими паузами.
Не пустынные не заросли,
Не пустынные не заросли,
не сеть суетливых следов
[31].
Какой-то кусочек в его замершем от ужаса мозгу узнал эти строки: стихи Гонгоры. Вдруг его руки задвигались вопреки его воле. Вытянулась вперед одна, потом другая, в некоем механическом и болезненном совместном движении суставов таща за собой застывшее тело. Он оставил попытки подняться и постарался восстановить контроль за собственными руками.
Но его руки, похоже, больше не нуждались и никогда не будут нуждаться в его воле. Он ощущал их так, словно они превратились в деревянные весла, управляемые кем-то другим. Напольная плитка царапала его живот и гениталии, пока он полз вперед, не помогая себе ногами, как насекомое с раздавленными задними лапками. Руки остановились, когда голова его оказалась на расстоянии полуметра от маленькой взломщицы, и в этот момент они поднялись, как стрелы кранов, пальцы растопырились и вцепились в его собственные волосы, дергая их с первобытной силой. Рульфо решил, что сейчас услышит, как с сухим треском разламываемого печенья сломаются его шейные позвонки. Почувствовал стреляющую боль в затылке. Глаза его, неподвижные, словно пассажиры в лифте, поднимались все выше и воспринимали, пока длилась эта бесконечная пытка, голени, коленки, худые бедра в прорехах ткани, талию, медальон в форме лавровой ветки, пелерину и, наконец, после рывка, который заставил его поверить, что он сам себе отрывает голову,