Из пересохшего, сжавшегося от волнения горла Антония Косибы вырвалось неизвестное и никогда не слыханное, но такое близкое и знакомое имя:
– Беата…
Он удивленно повторил его, испуганно и в то же время с затаенной надеждой. Антоний чувствовал, что в нем происходит неведомое, что ему предстоит открыть для себя что-то безмерно важное, еще секунда – и он познает какую-то великую тайну…
Он весь собрался, сжался…
И вдруг тишину вспорол пронзительный испуганный птичий крик. Раз, другой, третий…
Антоний Косиба вскочил с места и в первый момент не смог сообразить, что случилось. И только чуть позже понял: «Это Зоня режет курицу… Белую курицу… Значит, полночь…»
Он быстро подошел к Марысе. Как он только мог так надолго ее оставить без присмотра!.. Он коснулся ее руки, щеки, лба… Проверил пульс, прислушался к дыханию…
Сомнений не было: температура упала, резко упала. Щеки и ладони были едва теплые.
«Она… остывает, это конец», – в отчаянии подумал знахарь.
Не теряя времени, он разжег в печи огонь, всыпал в маленькую кастрюльку горсть трав. Через несколько минут настой для улучшения деятельности сердца был готов. Он влил в рот больной три ложечки, и через час пульс показался ему чуть более сильным. Антоний дал ей еще одну дозу.
Прошло с четверть часа, и Марыся открыла глаза. Снова сомкнула веки и опять открыла. Ее губы беззвучно шевельнулись, и она как будто улыбнулась. Глаза смотрели осмысленно.
Знахарь наклонился над ней и прошептал:
– Голубушка ты моя, счастье ты мое… Ты узнаёшь меня?.. Узнаёшь?..
Губы Марыси приоткрылись, и, хотя ничего невозможно было расслышать, он по их движению понял, что она произносит те самые слова, которыми всегда его называла:
– Дядюшка Антоний…
И тут же глубоко вздохнула, веки ее сомкнулись, грудь стала размеренно подниматься и опускаться.
Она заснула.
Знахарь упал ничком на пол и, захлебываясь радостью, твердил:
– Благодарю тебя, Боже… Благодарю тебя, Боже…
Уже светало. Обитатели мельницы просыпались. Виталис пошел открывать заслонки, молодой Василь отправился в конюшню, Агата и Ольга суетились на кухне, а Зоня сидела на пороге и ощипывала белую курицу.
После двухнедельного отсутствия в Радолишки вернулся доктор Павлицкий, и тут же, на следующий же день, его вызвали в Райевшчизны, имение супругов Скирвойнов, где работнику порвало руку в соломорезке.
Тогда-то и обнаружилось отсутствие саквояжа с хирургическим инструментарием. Доктор твердил, что в тот злополучный день, ночью, привез его с собой обратно, служанка уверяла, а старая Марцыся клялась, что не привозил. Весь дом от подвала до чердака перевернули вверх дном, но все было тщетно – и доктор поехал к раненому, прихватив инструменты из кабинета. А возвращаясь из Райевшчизны, завернул в Людвиково, чтобы расспросить тамошнего шофера.