– Тогда я и благодарю тебя за него.
Зоня пожала плечами.
– Ты ему такая же родня, как и я, – ни сват, ни брат. Чего тебе за него благодарить? Он сам спасибо скажет, когда вернется. И за это, и за то, что за его пожитками присматривать стану, за всем прослежу, чтоб у него тут ничего не испортилось.
– Зачем же тебе этим заниматься, Зоня?
– А кто должен это делать?
– Я.
– Ты?.. Каким же это образом ты приглядывать станешь?.. Или ты думаешь все три года у моего тестя просидеть?..
Марыся покраснела.
– Почему три года?.. Ведь после апелляции дядю Антония освободят…
– Может, освободят, а может, и нет. И он тебе никакой не дядя. Вот скажи, как ты думаешь тут жить?.. На что?..
Она заметила у Марыси на глазах слезы и добавила:
– Ну, не реви. Тебя ведь никто отсюда не гонит. Крыши над головой всем хватит… И еды тоже. Это я просто так спросила, из любопытства. Не реви, дурочка. Разве тут кто-то для тебя угол жалеет? Ну?..
Несмотря на ее заверения, Марыся все-таки осознала свое положение. Действительно, теперь, когда не стало дяди Антония, у нее уже не было права тут оставаться. И ей это дали понять с большей тонкостью, чем это обычно делается у совсем простых людей, но вполне ясно и определенно.
Поэтому, услышав, как зовут к обеду, она не тронулась с места. Она дрожала при одной мысли, что вся семья Мукомола, собравшаяся за столом, будет следить за ней, считать, сколько ложек дарованной ей еды она съела, замечать каждый кусок, поднесенный ко рту… А потом между собой станут потихоньку называть ее приблудой, дармоедкой, пока наконец не произнесут этого вслух.
– Я должна уйти отсюда, должна… Только куда?.. – прошептала Марыся.
Она знала от людей, что в лавке госпожи Шкопковой уже работает какая-то другая девушка, а рассчитывать на то, чтобы найти другое место в округе, не могла. Ведь никто не знал, что она обручилась с Лешеком, да и никто бы ей теперь не поверил, даже если бы она решилась объявить об этом во всеуслышание. А вот о том, что она с ним встречалась и они вдвоем ездили на прогулки в лес, знали все, особенно после несчастного случая… С такой репутацией она вряд ли сумеет устроиться на какую-нибудь работу.
А уехать… куда?
Девушка бросилась на кровать и расплакалась. Она оплакивала свою жестокую судьбу, свою великую единственную любовь, которая не принесла ей ничего, кроме боли, стыда и несчастья…
«Лешек, Лешек, почему же ты забыл обо мне!..» – мысленно повторяла она, заливаясь слезами.
– Эй, панна Марыся, обед! – раздался за окном голос Василя.
Она не двинулась с места, и он вскоре вошел в дом.