Она вышла, и Лешек с умилением стал разглядывать все мелочи, находившиеся в комнате. Везде тут сказывалась Марысина любовь к чистоте и красоте. Сколько ж пришлось потрудиться ее бедным ручкам!
«Теперь все это кончится», – думал он, и его охватывала огромная радость.
За окнами пошел снег, огромные его хлопья падали все гущи гуще.
«Не заблудилась бы только», – забеспокоился он.
Вдруг он услышал в сенях топот – кто-то стряхивал снег с башмаков. Он был уверен, что это она. Встал посреди комнаты и застыл в ожидании. Дверь открылась. Марыся остановилась на пороге, вскрикнула и упала бы, если бы он вовремя не подхватил ее в объятия. Он осыпал поцелуями ее лицо, глаза, от тепла его ладоней таял снег на ее пальтишке.
Девушка понемногу приходила в себя.
– Любимая моя, единственная, – шептал Лешек. – Счастье мое… наконец ты рядом, жива и здорова… и моя… Все объединились против нас, но теперь уже ничто нас не разделит, ничто не разлучит… Ты, наверное, думала, что я плохой, что забыл тебя… Но это неправда! Клянусь тебе, это неправда! Скажи, что ты мне веришь!
Она прижалась к нему.
– Верю, верю, верю…
– И любишь меня еще?
– Люблю. Люблю тебя больше, чем когда бы то ни было.
– Солнышко мое! Чудо мое! А скажи, ты плохо обо мне думала?..
Он заметил в ее глазах неуверенность.
– Нет, плохо не думала, – наконец ответила Марыся. – Совсем нет. Только мне было ужасно грустно. Я ждала… Так долго ждала… Столько дней.
– Поверь мне, – он вдруг стал серьезен, – ты и так оказалась счастливее меня. Я тоже с трудом пережил столько дней, только были они во сто крат, в миллион тяжелее твоих. Потому что я ничего не ждал.
Он умолк, потом добавил:
– Меня обманули.
Она тряхнула головой и недоуменно посмотрела на него.
– Не понимаю.
Но Лешеку все-таки трудно было сказать ей правду. Наконец он выдавил из себя:
– От меня скрывали, что ты… выжила. Нет, я не думаю, что это было сделано нарочно, с дурными целями. Поначалу твое состояние и в самом деле было безнадежным, а потом… Но ведь никто не знал, что ты для меня – это весь мир. Вот и не сообщили мне.
Она кивнула, в глазах ее блеснули слезы.
– Теперь уж я знаю, теперь понимаю… И… и грустно тебе было… что я умерла?
– Грустно ли? – вскрикнул он. – Марыся! Вот тебе доказательства! Держи!..
Он сунул руку в один карман, в другой, напрасно обшарил всю одежду.
– Должно быть, я оставил эти письма в Людвикове на письменном столе. Но завтра ты их все прочитаешь.
– Лешек, ты писал мне? – удивилась она.
– Не тебе, счастье ты мое! – возразил он и прикусил губу. – Это были прощальные письма. Родителям, друзьям. Я вернулся вчера вечером, сегодня утром написал их. А вечером…