Как живо припоминал он сейчас те страшные минуты, когда Марыся умирала, когда он, почти обезумевший от бессильного отчаяния, сидел рядом с ней, уже не способный ни на какое усилие, ни на малейшую надежду, ни даже на то, чтобы помолиться. Да и тут, во время длинных тюремных ночей, он переживал те же чувства. Точно так же его мысль упрямо кружила над тем вихрем, который втягивал в бездну все, что он любил, ради чего хотел жить, ради чего только и мог жить.
В памяти вновь и вновь пробуждалось воспоминание, туманное и расплывчатое, что когда-то, очень давно, он уже пережил подобное несчастье, утратив все, что имел. Однако напрасно знахарь напрягал свою память. Явственно возникало в ней только одно имя, странное, никогда не слышанное, а все же очень знакомое – Беата. И почему оно столь неизменно возвращалось, самим звуком своим вызывая тревогу? Что оно означало?..
Он лежал с открытыми глазами на твердом, набитом сеном тюремном матрасе и вглядывался в темноту, точно хотел разглядеть в ней что-то. Но память останавливалась всегда в одном и том же месте, останавливалась перед какой-то высоченной, до самого неба, стеной, за которую проникнуть не могла.
…Это была осень, и болотистая дорога, и обычная крестьянская телега, которую тащила маленькая пузатая лошаденка… Он лежал на возу и спал, а голова его билась о дощатое дно телеги, ударялась сильно, было больно. Эта боль его и разбудила.
А что произошло до этого?..
Да, тут и начиналась та высоченная, недосягаемая стена, за которой крылась тайна, и эту тайну невозможно было разгадать. Какая-то неизвестная, забытая им жизнь, зачеркнутая, вымаранная из реальности судьба. Он знал только одно: та его жизнь отличалась от теперешней. Она была как-то связана с миром богатых людей и с этим загадочным именем – Беата.
В первые годы своего бродяжничества он пытался преодолеть эту завесу, которая преграждала его памяти путь в прошлое. Ведь он не мог не понимать, что у него тоже должны были быть детство и юность. Осторожно расспрашивая случайных встречных, он понял, что все, в отличие от него, помнят свои детские годы. Потом он уже никому не признавался в своей странной особенности, потому что ему все равно никто не верил. Над ним только подсмеивались и делали предположения, что он, наверное, имеет веские основания забыть свое прошлое. Но сам он по-прежнему напрягал мозг и все время возобновлял наступление на ту стену, а после каждой очередной неудачи усталый, изнуренный до полного изнеможения, полубезумный, возвращался в свою действительность и обещал себе, что уж больше таких попыток делать не будет.