Василек подумал, что так, должно быть, выглядит палач, который готовится пытать преступника. Тем более изумился он, когда вдруг услышал над собой теплый и сердечный голос, так отличавшийся от обычной манеры Антония в разговорах.
Антоний наклонился над ним и произнес ласково и доброжелательно:
– Ну, приятель, смелее, по-мужски! Придется потерпеть, если хочешь снова быть справным, ловким парнем. Все будет хорошо. Давай, обопрись на меня.
Он взял калеку на руки и положил его на стол.
– Видишь ли, – продолжал Косиба, – я знаю, что ты смелый, что стиснешь зубы и даже не пикнешь. Но все-таки ты можешь невольно вздрогнуть, поэтому я должен тебя привязать. Потому что малейшая твоя дрожь может всю мою работу испортить.
– Вяжи, – прошептал Василь.
– И не смотри сюда. Поглядывай на потолок или вон через окошко на облачка в небе.
Этот спокойный голос принес облегчение издерганным нервам Василя. Он чувствовал, как плотно обвивают его шнуры; теперь он был так крепко привязан к столу, что даже пошевелиться не мог. Покосившись в сторону, он еще заметил, как Антоний высоко закатал рукава и долго мыл руки в горячей воде, над которой поднимался парок.
Потом звякнули инструменты, еще секунда – и он почувствовал точно быстрое прикосновение раскаленной проволоки к правой ноге. И еще два раза!.. Боль становилась все сильнее. Василь изо всех сил сжал челюсти, на глазах у него выступили слезы. Ему казалось, что прошло уже много часов, а боль все нарастала… Наконец сквозь стиснутые зубы его прорвался сдавленный, длинный вой:
– А-а-а-а-а…
Вдруг на изболевшуюся ногу обрушился сильный удар. Боль оказалось столь страшной, что огнем пронзила его до мозга костей, мышцы свело в смертельной судороге. Перед глазами закружились серебристые точки.
«Умираю», – подумал Василь и провалился в обморок.
Когда же он снова пришел в себя, первым его ощущением был вкус водки во рту. Он чувствовал себя бесконечно слабым. Не мог даже веки приподнять, не понимал, где находится и что с ним случилось. Потом уловил запах табачного дыма и различил шепот. Разговаривали двое. Да, он узнал голоса отца и Антония.
С трудом разлепил веки. Вскоре глаза его привыкли к свету. Напротив на лавке сидел отец и внимательно на него смотрел. Рядом стоял Антоний.
– Глаза открыл, – сказал отец. – Сынок… Василек! Бог милосерден к нам, грешным! Да святится имя Его ныне присно и во веки веков! Сыночек, жив ли ты? Жив?..
– Отчего ж ему не жить, – усмехнувшись, произнес Антоний и подошел к кровати. – Жив и должен выздороветь.
– Это ты мне ноги складывал? – шепотом спросил Василь.