Проживая свою жизнь. Автобиография. Часть I (Гольдман) - страница 89

Незнакомца звали Эдвард Брейди; он недавно приехал из Австрии, где отсидел в тюрьме десять лет за издание нелегальной анархистской литературы. При дальнейшем знакомстве я убедилась в том, что Брейди — самый образованный человек из всех, кого я знала. Его интересы не ограничивались только социальными и политическими предметами, как у Моста, — он вообще редко говорил со мной на эти темы. Зато Брейди познакомил меня с классиками английской и французской литературы. Ему нравилось читать мне Гёте и Шекспира или переводить отрывки с французского; больше всего он любил Жан-Жака Руссо и Вольтера. Он превосходно говорил по-английски, хоть и с лёгким немецким акцентом. Как-то я спросила, где он получил такое образование. «В тюрьме», — последовал ответ. Естественно, Брейди в своё время отучился в гимназии, но именно в тюрьме для него началась настоящая учёба. Сестра послала ему английские и французские словари, и он стал ежедневно заучивать множество слов. В одиночной камере Брейди всегда читал вслух — это была единственная возможность выжить. Многие сходили там с ума, если ничем не могли занять свою голову. Но Брейди считал тюрьму лучшей школой для людей с идеалами. «Значит, мне, такой ужасной невежде, срочно нужно в тюрьму», — заметила я. «Не нужно так спешить, — ответил он. — Мы едва познакомились, да и слишком ты молода для тюрьмы». «Беркману было всего двадцать один», — сказала я. «Именно это и прискорбно, — голос Брейди дрогнул. — Меня посадили в тридцать, и я уже успел насладиться жизнью».

Эдвард Брейди

Он попытался сменить тему и спросил о моём детстве и школьных годах. Я ответила, что отучилась только три с половиной года в кёнигсбергской Realschule46. В суровых рамках дисциплины у безжалостных преподавателей я почти ничему не научилась. Только учительница немецкого была добра со мной. Чахотка медленно убивала её тело, но не могла убить в ней терпение и нежность. Она часто приглашала меня к себе домой для дополнительных занятий. Ей особенно нравилось рассказывать о своих любимых авторах: Марлитт, Ауэрбах, Гейзе, Линден, Шпильхаген… Марлитт учительница любила больше остальных, поэтому её полюбила и я. Мы вместе читали романы Марлитт и плакали над судьбой несчастных героинь. Моя учительница поклонялась королевскому дворцу: Фридрих Великий и королева Луиза стали её идолами. «Этот мясник, Наполеон, так жестоко обошёлся с бедной королевой», — взволнованно говорила она. Учительница часто читала мне один поэтический отрывок — молитву королевы:

Wer nie sein Brot in Tränen ass –