* * *
Первая атака Кальвина на Женеву окончилась неудачей. Но в жизни диктатора такая неудача совсем не опасна. Наоборот, почти всегда подобная неудача помогает продвижению вперед, если человек с задатками неограниченного властелина сможет вынести такой удар в начале своей деятельности. Ссылка, тюрьма, изгнание революционера мирового масштаба никогда не подавляют его деятельности, нет, всегда они ведут к росту его популярности; чтобы массы тебя боготворили, следует стать мучеником, а преследования со стороны ненавистной системы, как правило, создают народному вождю предпосылки для его последующего успеха у масс, ибо всякие явные, заметные народу гонения способствуют тому, что нимб будущего вождя приобретает все более и более мистическое значение. Большому политику необходимо время от времени отступать на задний план; невидимый, он становится легендой, его имя, словно облаком, окутывается прославляющей его молвой, и когда он возвращается, то встречает его стократно усиленное ожидание, возникшее без его участия, как бы из воздуха. Почти все народные герои Истории наиболее сильную эмоциональную власть над своей нацией обрели благодаря изгнанию: Цезарь, находясь в Галлии, Наполеон — в Египте, Гарибальди — в Южной Америке, Ленин — за Уралом, все они стали сильнее вследствие своего отсутствия, чем если бы все время находились со своим народом; сказанное относится и к Кальвину.
Разумеется, в этот час изгнания Кальвин кажется всем человеком конченым. Его организация разгромлена, его дело полностью потерпело провал, и ничего не осталось от его достижений, разве что только воспоминание о фанатической воле к порядку да два десятка надежных друзей. Но, как всегда, всем политическим натурам, не желающим заключать компромиссные договоры и решающим в опасные мгновения отступить, на помощь приходят ошибки их преемников и противников. Вместо представительных, заметных личностей, Кальвина и Фарел я, магистрат с большим трудом подбирает несколько покладистых проповедников, которые, боясь крутыми мерами отпугнуть народ, потерять у него популярность, предпочитают не натягивать поводья и небрежно отпускают их. Столь энергично и, пожалуй, даже сверхэнергично начатое Кальвином строительство здания Реформации в Женеве при них очень скоро приостанавливается, и в вопросах веры горожанами овладевает такая неуверенность, что оттесненная было католическая церковь постепенно-набирается новых сил и с помощью умных посредников пытается вновь отвоевать Женеву для римской веры.
Ситуация становится все более и более критической, постепенно те самые бюргеры, некогда принявшие учение Реформации, для которых Кальвин был слишком тверд и жесток, теряют спокойствие и начинают спрашивать друг друга, а не является ли в конце концов та железная дисциплина более приемлемой для города, чем угрожающий ему хаос. Все больше горожан, даже прежние противники Кальвина, настаивают на возвращении изгнанников, и наконец магистрату приходится последовать всеобщему желанию народа. Первые послания и письма к Кальвину пока еще исподволь, осторожно выведывают отношение к этому Кальвина, но вскоре они становятся открытыми и более настойчивыми. Приглашение превращается в просьбу: Совет не пишет более к Monsieur