— Что не нравится? Я не нравлюсь тебе, бесстыжая?!
Девка смутилась и возмутилась одновременно, только вытаращила жирно обведенные глаза. Храбрая подружка, стоявшая несколько подальше от старухи, оказалась находчивей:
— Да, не нравитесь! Напилась — иди пешком!
— Напилась?! Я напилась?! А ты со мною пила?! А ты, сука, мне налила?!
Тут обрела дар речи и первая:
— Кто это сука?! Ты не хулигань, опойка, в милицию захотела?
Подружка подлила масла в огонь:
— В милицию? Да таким в дурдоме место!
Бабка неожиданно ловко размахнулась лыжной палкой и со страшным треском врезала ею по поручню, целясь, разумеется по башочке. Понаделали поручней, собаки.
Биксы завизжали и рванулись вперед, падая на стоящих уважаемых граждан. Пассажиры испугались. Кошелка подскочила с места и благим матом заорала:
— Бабушка, успокойтесь, они больше не будут! Успокойтесь, садитесь, пожалуйста!
Так-таки и уступила свое ненаглядное место пожилому человеку! Ай да бабусечка. Бабусечка ломаться не стала, взмахнула полами грязного плаща и, обдав пассажиров усиленной дозой вони, охотно плюхнулась на сиденье. Ноги ее не доставали до пола, она поставила их на свой зловещий мешок и, усевшись поудобнее, продолжила речь, обращенную к двум биксам:
— Они снаружи-то чистые, а внутри у них душа грязная, черная, вонючая!
Стива с сомнением посмотрел в направлении бикс: чистые снаружи? Чистый — это он, а они так себе, средние. Но девок уже не было. Вероятно, ушли в самый перед вагона, а то вообще спешно вышли. Бабка тоже заткнулась. Это Стиве показалось совсем не круто: сидит тут, воняет и молчит. Он, между прочим, деньги заплатил.
И спросил ее:
— Бабушка, а ты на фронте была?
Старушка обрадовалась и, облизнувшись, заверещала:
— Я на фронте была! Я на фронте была и указ добыла! Чтобы всех таких б...й вешать посередине ветвей!
— Это правильно, — поддержал Стива и поинтересовался: — А что, бабушка, на фронте много б...й было?
На Стиву укоризненно покосилась кошелка. Он ей улыбнулся. Старушка же, утерев заплеванный подбородок, немедленно ответила:
— Много б...й было! Мы с подружкой хорошо на войне-то воевали! Все были б...и! Снаружи-то грязные, а душа черная, вонючая! Их вешали посередине всех ветвей! Бошки им поотрубали! Башка че, не череп?! Череп! Череп-череп...
Стива отвернулся и, с рассеянной улыбкой слушая бабушкины сказки, смотрел в окно. Трамвай проезжал мимо областного военкомата, и улыбка Стивы стала более осмысленной. Даже для областного военкомата эти областные долборубы не могли подобрать нормального офиса. Это была одна из тех дореволюционных ветошей, которыми так и кишит этот дважды обосранный город. Правда, тут был и прикол: два здания на высоте второго этажа соединялись каменной галереей; Стива сразу вообразил, как по этой галерее из одного здания в другое гоняют курьеры на роликах с бумажками на подпись, и засмеялся.