И этот дар Маатхас прибережет до самого важного момента. Тогда Бану все поймет.
Охрана суетилась: убирали шатры, распутывали лошадей, проверяли заточку оружия, складывали по сумкам походную утварь.
– Ниим, – позвал Вал, – остались треножники.
Блондин откликнулся быстро, спрашивая Вала:
– Маджрух еще не вернулся?
Брюнет хмыкнул:
– Маджрух за время отдыха на западе отъелся и растолстел. Пока он на холм затащится!
– Ну, может, танша потому и погнала его вперед, пока остальные едят?
Вал хмыкнул:
– Ага, а еще потому, что с холма он скатился бы быстрей других, да? – уточнил брюнет. – Доходяга справился бы лучше, – он взглядом указал на Ри, неподалеку запихивавшего в рот последний кусок жареной рыбины.
– Вот потому что я доходяга, – отозвался тот, – танша и послала с разведкой Маджруха. Чтобы я съел его паек.
Вал опять усмехнулся.
– Сколь ни ешь, а все тощий. Порой мне жаль твою Айлэн.
Ри ничего не ответил, прожевывая еду. Его Айлэн, с которой он сблизился сразу после Бойни, на взгляд Ри, была счастливой женщиной: ей не приходилось в нем сомневаться.
– Надо позвать ее, – кивнул Ниим в сторону, где у склона стояла госпожа.
Вал проследил этот взгляд.
– Рано еще.
С горем пополам приторочив к седлу тяжелую поклажу, Ниим опять бросил взгляд на таншу и заметил, ни к кому не обращаясь конкретно:
– Она почти все время молчит с тех пор, как мы выехали из Гавани Теней.
Вал все-таки расслышал.
– Не лезь, Ниим. Сама разберется.
– Да, а потом как всегда, когда она сама разберется, нам опять перепадет чертова гора работы! – Впрочем, не похоже было, что Ниим чересчур уж досадовал.
– Чертова гора? – подивился подоспевший Дан. – Чую, пребывание в христианской стране даром не прошло.
Телохранители воззрились на командующего в ожидании. Тот отозвался:
– Маджрух вернулся. Северный тракт свободен, можем идти. Заканчивайте тут, я позову таншу.
Бансабира огляделась: широкая лента реки легла сквозь дол, змеясь, как свадебное покрывало. Чуть поодаль от берега в небо копьями взвились стройные тополя, за ними с северо-востока полосой распушились густогривые старые вязы и дубы. Словно холка дикого льва, с шеи которого свисало ожерелье оранжевых, красных и фиолетовых черепичных крыш, поднималась вдаль от берега насыпь, увенчанная каменной короной времени – родовой крепостью клана Ниитас.
И только это придавало ей величия.
По другую сторону реки не осталось ни долговязых тополей, ни раскидистых дубов. Прежде шелковистый шепот листвы смолк. Бойня Двенадцати Красок высосала из леса его некогда могучий дух с каждым вырубленным под корень деревом, обглодала, как кость, чащу до пустыря, а потом и его вылизала языками пламени до бессильной пустоты.