Нобль сделал эффектную паузу, но я не дал ей триумфально продлиться.
— Почему же я тогда не вытащил картину из багажника, когда приехал к себе в особняк?
— Вы очень устали после аварии.
— Почему же я тогда позволил утром адъютанту Геринга забрать «хорьх» вместе с картиной в багажнике?
— Вы так плохо себя чувствовали после аварии накануне, что совсем забыли о том, что в багажнике «хорьха» спрятана украденная картина, а когда вспомнили, было поздно.
— Если продолжать вашу версию, то мне, похоже, было настолько плохо после аварии, что я незаметно снял картину со стены и спрятал ее в багажник автомобиля.
— Почему бы нет?
— Да зачем мне вообще нужна эта проклятая картина? Давайте все валить на мое плохое самочувствие после аварии!
— Разве вы не любите акварель?
— Никогда ею не интересовался!
— Вот почему, увидев впервые значительную акварельную работу, вы были так поражены!
— Хватит, Нобль! Я больше не желаю слушать бред, который вы здесь несете.
— Между прочим, герр Шаталов, мой бред безвозвратно ломает вам карьеру и жизнь.
Затем снова была камера гестапо, нескончаемые допросы и опять камера гестапо. Я стоял на своем. Обвинение в краже акварели — бред!
Тогда Нобль, не на шутку разозлившись, привел меня в камеру для допросов и приступил к очным ставкам. Девушка из фирмы, которая была приглашена в дом Эрика фон Горна для проведения дня рождения, вдруг сообщила под присягой, что, кажется, видела, как я, воровато оглядываясь, спустился по винтовой лестнице из мезонина. В руках я держал завернутый в мягкую светлую тряпицу довольно большой плоский прямоугольный предмет, по размерам и очертаниям очень похожий на ту самую украденную картину Эрика фон Горна.
Вот здесь я, кажется, всерьез приуныл. Девушка прочно стояла на своих совершенно фантастических показаниях. Я спорил, но она была так непреклонна, словно своей версией развития событий я изображал ее в очень неприличном свете. В конце концов я не выдержал, видимо, сказалось напряжение прошедших дней, вышел из себя и начал ругаться.
Очная ставка окончилась. Девушка на прощание взглянула в мою сторону так, словно увидела безобразного огромного паука, и гордо удалилась, покачивая восхитительными бедрами, как каравелла бортами на волнах.
Нобль грозно нахмурился, словно странноватый германский верховный бог со смешно торчащим в сторону лиловым ухом.
— Нужен еще один свидетель, герр Шаталов, и он есть.
— Кто такой?
— Адъютант рейхсмаршала Геринга. Он обнаружил картину в багажнике «хорьха». Вот его показания. Читайте!
Я раздраженно склонился над избитыми печатной машинкой листами протокола допроса, на каждом листе внизу стояла размашистая франтоватая подпись. Адъютант показал, что по поручению канцелярии Германа Геринга и с его ведома он забрал «хорьх» из особняка по адресу, указанному лейтенантом люфтваффе Хелен фон Горн. Прибыв в расположение канцелярии Геринга в Берлине, он проверил автомобиль и обнаружил в багажнике акварельную картину «Замок Нойшванштайн», завернутую в мягкую светлую тряпицу.