И пусть все сложно, все несладко,
И кто-то за углом с рогаткой,
Любовь — твой свет и в небе крылья,
Скрипит зубами камарилья!
Владилен Елеонский. Бельчонок в колесе
Когда немецкие пехотинцы вытащили меня из подвала, я предъявил свое полетное предписание глазастому невысокому поджарому командиру танкового батальона, который нисколько не удивился. Более того, немецкий комбат сразу согласился, что моя миссия еще не утратила своего значения.
Он торжественно вручил мне подарочный вальтер и блокнот, которые, как оказалось, впопыхах были оставлены Крайновым на столике в столовой.
— Герр Гофман, пусть русские продолжают несколько дней втайне надеяться, что объявление Германией войны Советскому Союзу — инсценировка в целях дезинформации англичан. Как только вы взлетите, советским войскам будет направлено уточнение о времени и маршруте вашего полета. Я уверен, что для прибытия подарочного «мессершмитта» в Кубинку советская сторона обеспечит воздушный коридор. Когда планируете ваш вылет, герр майор?
— Немедленно, герр капитан!
— Верное решение. В добрый путь!
Мой «мессершмитт», в отличие от МиГов, был тщательно замаскирован и нисколько не пострадал от бомбежки. Не прошло и четверти часа, как я, распрощавшись с любезным капитаном-танкистом, побежал к самолету.
Все было готово к полету. Зажигание!
Двигатель завелся с пол-оборота. Я опустил закрылки и плавно двинул ручку сектора газа от себя. «Даймлер-Бенц» в тысячу двести лошадиных сил грозно зарычал, чувствуя свою чудовищную силу. Самолет дрогнул, словно застоявшийся в стойле конь.
Я выждал несколько секунд. Мотор работал исправно.