И в этих окошках по вечерним зорям купались какие-то такие жители глубин, что, по уверению Данилыча, хлопали по воде хвостами, как бабы вальками по мокрому белью.
Привал. Ребята располагаются по берегам озера. Я, прямо в одежде, чтоб оберечься от телореза и осоки, лезу в воду с косой. А дед, не выпуская из рук ведра для будущего улова, недоверчиво смотрит, как это я буду косить под водой?
Здесь это не принято. А у нас в мещерской пойме во время покоса в полдневный перерыв, собравшись артелью, запросто выкашивали и не такие озера и брали карасей возами.
Однако вода в озере холодновата. И даже в травяных местах глубоко. Доходит до подбородка. Пригнуться нельзя. Двигаю косой у самых ног… Вот-вот порежешься.
Но сочные водяные растения срезаются от первого прикосновения и тут же всплывают. Толстые, с руку, корни кувшинок всплывают шумно, поднимая донную тину.
Заросли телореза - плавучего растения, похожего на кактус,- все время наплывают на меня, сколько ни отталкиваю косой.
А тут еще жучки-вертунки. Маленькие, черненькие, вечно снующие вверх-вниз. Как куснет, словно электрическим током ударит.
И надо же им попасть под одежду и кусаться то тут, то там…
Вот один конец озерка выкошен. Вся поверхность воды взбугрилась от всплывших водорослей.
- Ребята, таскать!
И выделенные мне в помощь лучшие пловцы и нырки бросаются в озеро и начинают вытаскивать траву на берег. Оставь ее - бредень скатается и никаких карасей не поймаешь.
В первых же охапках вытащенной на сушу травы обнаруживается масса живности. Вся трава шевелится. Тут и жуки-плавунцы в своих толстых панцирях, и тритоны, и огромные жирные пиявки.
Но ни одного малька, ни одной рыбки… Наверное, рыба в глубине. Прячется от косы, как от щуки.
Когда моя косьба подошла к концу, а ребята не растащили и десятой доли скошенных водорослей, не вытерпели мои пионеры и все, сколько их было,-умеющие плавать и неумеющие,- влезли в воду.
Шум, крик, плеск, визг. К кому присосалась пиявка, кто наткнулся на телорез, кого ужалил кусачий жучок-толку-нец…
Трава почти вся вытащена, озеро взбаламучено, теперь-то уж карасям некуда деться.
Теперь уж без усмешки, торжественно развертывает свой старинный бредешок Иван Данилыч и сам лезет взаброд, в холщовом белье и в лаптишках, чтобы не повредить ноги.
- Рыбку есть хотца, да лезть за ней не хотца,-приговаривает он, жмурясь и поеживаясь.
Медленно тянем бредешок под взорами всех болельщиков. Ни всплесков в нем, ни движения. С трудом вытаскиваем полный зарослей - и ничего, кроме тех же плавунцов да пиявок…
Второй заброд. Третий. Пусто!