На одно плечо цветок,
Бабочку на попу.
И понравлюсь я тогда
Любому остолопу.
Полина Ли
В Бога душу мать!
Как же тело целовать?!
Тут насмотришься такого!
Что не сможешь ночью спать…
Из интернета
Мое первое знакомство с татуировкой состоялось в начале лета пятьдесят четвертого. С опозданием в полгода, после пяти с половиной лет службы на Черноморском флоте вернулся домой мой двоюродный брат Иван. На следующий вечер тетка Мария нарезала сала, достала кислую потемневшую прошлогоднюю капусту, наварила картошки и пожарила яичницу.
В отдельной тарелке — порезанный зеленый лук, политый подсолнечным маслом. На луке выделялись темно-серые крупные кристаллы соли. Мама принесла горшочек с тушеным мясом, залитым топленым жиром. Сосед и родственник Петро Твердохлеб, живший через забор, выложил на стол коричневый шмат копченой подчеревки, сплошь усыпанной «коляндрой» (кориандром).
В центре стола стоял мутно-зеленый графин с самогоном. Перед взрослыми на столе были такие же мутные, как графин, стопки. Через полупрозрачное стекло на дне стопок просвечивала зеленая буква Т.
После войны на все сельские торжества, крестины, поминки, посуду занимали у родственников и соседей. Чтобы не перепутать, посуду метили буквами, кружками, палочками. Каждая хозяйка метила своим клеймом и цветом. Стопки на столе принадлежали тете Оле, двоюродной сестре отца, а фамилия по мужу ее была Твердохлеб. Я до сих пор храню несколько, уже покрывшихся сеткой трещин, тарелок и стаканов, где маминой рукой нарисованы наши метки.
Меня, восьмилетнего, усадили напротив моряка. Высокого, широкоплечего, смуглого. Отрастающие крупные кудри выбивались из под бескозырки. Под черной матросской робой с синим воротником выделялась полосатая тельняшка. Перед тем, как налить гостям, Иван снял бескозырку и аккуратно повесил ее на гвоздик под собственным портретом, тоже во флотской форме. Иван на портрете был мало похож на Ивана за столом.
Когда Иван начал разливать самогон по стопкам, я увидел на его левой руке синий якорь необычайной красоты, обвитый веревкой. Весь вечер я зачарованно смотрел на якорь. Казалось, он был живой и слегка шевелился на руке Ивана. Даже появление на столе испеченной в печи румяной курицы и голубцов не отвлекли мое внимание от созерцания татуировки.
Наутро, не успев позавтракать, я уже был у Ивана. Уже в белой робе он стоял перед открытым чемоданом. На его внутренней крышке были наклеены портреты красивых мужчин и девушек. Некоторые, как будто, были мне знакомы.
— Артисты, — пояснил Иван.
Все встало на свои места. Между артистами расположилась длинная фотография, на которой был изображен длинный военный корабль с пушками.