— Матвей, — сказал папа кому-то. — Матвей, пошли кого-нибудь в пятую оранжерею посчитать лепестки у ромашек.
— Посчитать что? У кого? — Голос у кого-то был хриплый-хриплый. Или это просто помехи, такое бывает, когда звонишь далеко-далеко, в Антарктиду или под море.
— Лепестки у ромашек, — ответил папа.
— Павел Сергеевич… вы что?
— Матвей, пошли кого-нибудь, пожалуйста.
Потом на том конце — на Марсе, значит, — долго молчали и наконец ответили:
— Павел Сергеевич, значит, так… Всего десять тысяч четыреста шестнадцать корзинок и…
— Среди них нет нечетных, — задумчиво перебил папа.
— Нет, — ответили ему.
В следующий свой приезд папа привез мне еловую веточку с шишкой и улитку. С веточкой и шишкой все было правильно, а вот если пустить улитку ползти по руке, то потом рука будет пахнуть, как будто зубной пастой вымазали.
Оказывается, у папы в лаборатории улитки никогда по рукам не ползали — только по специальному стеклу. И лепестки там не считали. Там вообще не знают ничего, что дети знают. Точнее, нет, когда-то они же тоже были детьми и знали — а вот теперь забыли.
И папа попросил меня помочь ему. Ему нужно было, чтобы я делала тут все то же, что и на Земле делаю, — играла, рассматривала, ловила. Главное — чтобы цветы не срывала. А я и не срываю, мне и так все хорошо видно и удобно.
А потом я папе говорю, если что-то где-то совсем не так, как на Земле. Вот как сейчас, с божьей коровкой. Я папе уже помогла с дождевым червяком — папин червяк, когда его трогаешь пальцем, не извивается, а становится прямой, как палка. А так делают совсем-совсем другие гусеницы! И с анютиными глазками помогла, и с львиным зевом, и с… много с чем, всего уже и не вспомню.
А потом папа о чем-то поговорил с людьми на Земле — и прилетел дядя Андрей с друзьями. Они сначала очень гордились, что помогают на Марсе, а потом увидели меня — и перестали гордиться. Хотя, может быть, они только тут так, а перед друзьями с Земли продолжают хвастаться. Ну и ладно. Мама говорит, что мальчишки всегда такие, это у них игра такая. Ну и пусть, мне не жалко.
Ну вот, а теперь мне пора идти. Надо будет еще книжку почитать, про рыцарей. Надо же к школе готовиться. А школа — это серьезнее, чем папины коровки и ромашки.
На пороге оранжереи я оглянулась и помахала рукой:
— Пока, динозавтр.
Мне кажется, он тоже пытается мне помахать — но лапки у него слишком маленькие. Поэтому он просто стоит и смотрит мне вслед.
Я спрашивала у папы, все ли правильно с динозавтром. А папа ответил, что никто не знает — потому что никто никогда живых динозавтров не видел. Они все умерли еще до того, как человек появился. Я спрашивала — как это, Земля, и без человека. А папа рассказал, что давным-давно и Земля была другая и жили там другие существа. И сказал, что раньше думали, что на Марсе кто-то живет. Того же Марсианского Свинкса в пример приводили, якобы большой-большой памятник. А еще раньше, давным-давно, правда, когда уже динозавтров не было, думали, что на Марсе вообще кто-то вроде людей есть.