Земля 2.0 (Белаш, Злотников) - страница 198

— А мнемокристаллы? — спросил я. Он недоуменно посмотрел на меня, и тогда я добавил: — Кто-нибудь придет, если мнемокристаллы закопать?

Начальник Дальней помедлил, прежде чем ответить.

— Придет. Только продержится максимум минут двадцать. Да и качество… так себе.

— Ничего. Мне достаточно.

Я повернулся и спрыгнул с плота. Его голос догнал меня уже на земле:

— Немов, ну так что? Ставим посев сейчас или с отсрочкой?

— С отсрочкой, — нащупывая на груди мнемокристалл, ответил я.

10

На низкой полке тикают часы. Тик-так. Старинный механический будильник — сейчас уже такие не производят. Время путается среди колесиков и шестеренок, двигает стрелки вперед. Отмеряет секунды, оставшиеся до пуска посевной капсулы. Секунды перетекают в минуты. Минуты умножаются в часы.

Нет, до утра у меня еще есть время. Я надеваю маску, встаю.

Ночь на Деметре — вся в сиянии золотистых лун. За ними не видно звезд, все предметы отбрасывают тройные тени. Через тернии — к терниям.

Она ждет меня у камня, под которым я спрятал мнемокристалл. Маленькая искорка в своем белом платье. Острые коленки, как у большинства детей, острые локти. И большие, в пол-лица, немного изумленные глаза.

Тик-так. Шесть. Шесть лет прошло с твоей смерти на Ио. И до запуска посевного буйка теперь та же цифра. Шесть. Часов.

— Садись. — Она похлопывает ладошкой по плоскому камню.

Я качаю головой, отступаю. Мои ботинки уже захлестывает песок.

— Не бойся, — смеется. — Я не буду тебя проращивать.

— Кто ты?

Она протягивает мне руку.

— Не сядешь? Тогда давай пройдемся.

Какое-то время я колеблюсь, потом беру ее пальцы в свои. У нее слегка влажная, теплая ладонь.

— Кто ты?

Она смотрит на меня снизу вверх. До боли знакомая и до жути чужая.

— А кто решает, каким будет утро? Или в какой цвет покрасить небо? Или когда наступит следующий день?

— Я не совсем тебя понимаю.

Тик-так. Время путается в шестеренках. Я чувствую его так, словно я — секундная стрелка. Весь мир, вся Вселенная — огромный циферблат под прозрачным стеклом.

Она вздыхает. Крепче сжимает мою ладонь.

— Пап, а ты ведь когда-то сочинял стихи. Зачем перестал? Зачем бросил?

— А почему не должен был?

Пожимает плечами:

— Просто… Они мне нравились.

Тик-так. Больное время. Все больше слабеет.

Она отпускает мою ладонь. На ее лице бродят тройные тени.

— Кто решает, каким будет утро? Та старая песенка, помнишь?

Я снова беру ее за руку. Она совсем легкая. Сквозь нее уже видно небо.

— Помнишь? Ты пел мне раньше. В какой цвет мы покрасим небо? Планета вращается — и мы вместе с ней. Она летит в космосе — и мы вместе с ней. Но потом мы станем большими. Потом мы скажем…