Вслед за Дарьей Храпнев прошел в дом, оценивая перемены, которые случились здесь со времени прошлого визита.
Первое, конечно, рисунки.
Их стало гораздо больше. Легкие пластоновые прямоугольники ровными рядами белели на стене. На них скакали синие двугорбые лошади, теряли корону принцессы, росли кривые деревья с красными шишками на ветках, распускались диковинные цветы и дышали огнем чудища. Кое-где была разрисована и сама стена — какими-то спиралями, загогулинами, червячками и человечками.
Второе — появились неказистые полочки и поделки из того же пластона. Угол стены был испещрен метками — видимо, мерили рост. На свободном месте на железном листе держался на магнитах ворох разноцветных букв, из которых кто-то сложил без пробелов, слитно: «ктомыдети».
— Как успехи? — спросил Храпнев.
— Хорошо, — просто ответила Дарья.
— Профанацией не кажется?
— Леш, — поморщилась Дарья, — мы все уже обсудили.
— Я вот просто… — Храпнев указал на буквы. — Они же им не нужны. Я серьезно. Здесь важен носитель.
Он стукнул себя пальцем по виску.
— Не думаю, — сказала Дарья. — Я вижу. Они меняются, пусть очень медленно, но меняются. Любят сказки.
— Я тоже люблю сказки.
— Это совершенно другая жизнь.
Они перешли к валуну в середине комнаты. Плоская, отполированная вершина камня служила обитателям дома обеденным столом. Сквозь не очень круглую дыру в потолке проникал свет. Храпнев принялся выкладывать из сумки консервы.
— Ты, наверное, хотела сказать — форма жизни.
— А какая разница? — посмотрела на него Дарья.
— Вы слишком…
Из глубины дома неожиданно дохнуло красноватыми отблесками, многоголосьем, детским криком. Потом, видимо, захлопнулась дверь, и крики отрезало. Появился веселый Рогов. Храпнев мотнул головой, отгоняя почудившуюся ему жуть.
— Что там? — спросил он. — Жертвоприношение?
— Дети, — пожал плечами Рогов.
— Как они тебе? — поинтересовалась Дарья, укладывая продукты в автономный холодильник.
— Очень непосредственные и живые, — сказал Рогов, читая маркировку последнего контейнера. — Курица в панировке. У меня вообще сложилось впечатление, что они вполне самостоятельны, как сообщество.
— А вы знаете, чему мы их научили? — Глаза женщины блеснули. — Мы научили их спать!
— О! — сказал Храпнев.
— Блин, Лешка! — стукнула его кулаком в плечо Дарья. — Это на самом деле было трудно.
— Ай! — Храпнев потер место удара. — Это было вполне нейтральное «О!».
— Саркастическое, — сказал Рогов, борец за правду. — Я угощу?
Он показал на курицу в панировке.
— Да, можно, — кивнула Дарья.
— Тогда воркуйте.
Рогов пропал в темноте проема. Детский гомон через секунду прорезался снова, потом его перекрыл бодрый голос: