Для нас же девятерых это был путь в один конец.
Без сомнения, пройдет не так много времени, и тысячи переселенцев пересекут бездну безвоздушного пространства. На Марс прибудут атеисты и безбожники, прибудут добрые христиане и праведники. Я и мои братья будем смиренно ждать этого часа. Наш храм, словно Ковчег Спасения, примет каждого нуждающегося в помощи, утешении или надежде.
Таков был замысел, и мы самозабвенно следовали ему, однако Всевышний, как оказалось, вознамерился иначе распорядиться своими верными слугами.
Полет с Земли на Марс длился без малого два года. Все это время я и мои братья провели в молитве и усмирении плоти. Это была пора непрерывных мук и жесточайшей аскезы. Это было суровое испытание для нас и для нашей веры. Оказавшись взаперти наедине со звездами, мы постигли новые аспекты учения Христа и углубились на пути служения Ему. Нас посещали видения, мы слышали голоса ангелов. Наши надрывные литания разнеслись бы по Вселенной, если бы звук был способен распространяться в безвоздушной среде…
Когда настала пора покинуть «Святой Тибальд», мы уже не были теми людьми, которые некогда поднялись на его борт.
Я спустился по трапу нашего космического скитальца первым и тут же рухнул на колени, чтобы возблагодарить Творца за этот день, за благополучное завершение путешествия и за чистый воздух, которым я снова дышу. Рядом со мной на колени пал брат Яков, но вместо молитвы с его уст сорвалось лишь одно слово: «Гравитация!» — а после он поцеловал камни и пыль.
Брат Михаил приземлил «Святого Тибальда» в защищенную от ветров межгорную долину. Три вершины образовывали гребень вулканического хребта, и руководитель экспедиции професс Габриель Савойский нарек их слева направо — Отцом, Сыном и Святым Духом.
Мы сняли с корабля, которому больше не суждено было взлететь, две фермы крепления сбрасываемых топливных баков и сварили их перпендикулярно друг другу. Это было первое дело, совершенное нами под новым небом нового дома. Взвалив на плечи получившийся крест, мы двинулись к вершине Отца сначала по рассыпчатому щебенистому склону, а потом — по вырезанным ветрами ступенчатым уступам на самый верх. И там, на продуваемой со всех сторон площадке, мы установили символ нашей веры, заглубив его нижнюю часть в черную породу, и там же отслужили первую литургию. Вокруг простиралась пустошь, но наши души были переполнены благодатью, и когда схоласт Станислав вдруг указал на облака, серебрящиеся над Сыном, и произнес громким голосом: «Крылья! Смотрите, там крылья!» — мы все сочли это благим знамением и отозвались в один голос: «Аллилуйя!»