Дели глубоко вздохнула, словно хотела набрать воздуха перед глубоким прыжком. Она поднялась с кровати и невольно обратила внимание на свои руки — немного крупные, но совсем не старческие, кожа была несколько загрубевшей и загорелой, но не казалась старой. Под ногами она почувствовала приятную прохладу пола, прошлась по вытертому ковру и надела свои старенькие туфли, затем посмотрела на маленькие круглые часы с фарфоровыми гномами, держащими молоточки. Часы остановились.
Как долго она спала, не могла определить. Дели посмотрела на речную воду за окном, прорубленным для Брентона вместо иллюминатора; солнечных зайчиков уже не было, по воде стелилась густая тень от «Филадельфии». Значит, уже давно начался закат.
Надо выйти из каюты и более не оставаться одной: что-то уж слишком разыгралось воображение.
Дели почувствовала внезапный голод и сразу же вспомнила про нового повара Омара. Видимо, обед уже готов. Она решила подняться посмотреть, как там на кухне управляется Омар.
Гордон брел по мутной прибрежной воде, утопая по щиколотку в темном иле. За спиной у него болталась холщовая сумка, в которой лежали тетради и альбомы для зарисовок и акварелей, цветные мелки и угли для рисования.
Под ногами быстро мелькали жуки-плавунцы, где-то в кустах бузины кричала сойка, солнце нещадно припекало голову.
Гордон подошел к своему любимому месту: на берегу лежало вывороченное с корнями наводнением дерево. Он смахнул сумкой ползавших по стволу муравьев и сел, достал блокнот и уголь. Гордон стал в который уже раз зарисовывать извилистый берег реки.
Нет, он не думал стать художником. Он не знал, кем он будет. Он вообще не хотел никем становиться, несмотря на то что ему уже шел двадцать четвертый год.
Складом характера Гордон был похож на мать, хотя, как и остальные дети, он в детстве боготворил Брентона — сильного еще и веселого своего отца. Гордон был старшим из детей и самым любимым сыном Дели. Он это чувствовал, хотя Дели и старалась не уделять ему особого внимания. Душой Гордон был в мать: такая же поэтичная и тонкая натура, остро чувствующая красоту и ласку.
Подростком Гордон не бегал по лесам и не собирал насекомых и ящериц для коллекции, как Алекс. Когда была возможность, в недолгие дни стоянки «Филадельфии» он бродил по прибрежным эвкалиптовым лесам и наслаждался чистотой и прозрачностью красок светлого леса без тени, с упоением вдыхал свежий и бодрящий воздух эвкалиптовых рощ.
Гордон сам не знал, зачем он делает эти зарисовки. Просто ему хотелось запечатлеть навсегда эту извилистую полосу желтовато-зеленоватой воды, две склонившиеся над водой ивы вдалеке; он хотел попытаться передать блеск воды, чтобы в черно-белом рисунке чувствовалось, как искрится под солнцем река, и иногда ему это удавалось.