Они немного посидели в душной ночи, на палубе при свечах, и Дели решила увести Гордона в каюту, чтобы он не видел эту Мэвис. Дели решила предпринять последнюю попытку вырвать Гордона из этой военной машины.
Дели гладила сына по стриженой макушке и говорила:
— Гордон, милый мой мальчик, может быть, тебе не стоит связываться с этими японцами?
— Ма, мне все равно с кем связываться, — усмехнулся он.
— Ну ты ведь можешь остаться здесь, в Австралии, где-нибудь на военной базе? Может быть, тебе доверят работать в военной газете — я ее два раза покупала. Ведь ты можешь рисовать для газеты рисунки и карикатуры. Может быть, тебе стать военным корреспондентом?
— Мама, не говори глупости. Я и так рисую — видишь, стал военным и начал рисовать снова.
— А у вас там есть для солдат публичный дом?
— Ма, не надо об этом…
— Ах, Гордон, когда ты женишься, я уже и не знаю, — вздохнула она.
— Зачем мне обязательно жениться? Может быть, никогда.
— Нет-нет, ты обязательно женишься, сразу же после войны. Обещай мне.
— Хорошо, я приеду к тебе с какой-нибудь китаянкой или японкой, — засмеялся Гордон.
И Дели сразу вспомнила Джесси, эту темноволосую Джесси, которая своим мимолетным появлением на пароходе оставила такой глубокий след в его жизни. Может быть, он до сих пор любит ее? Или до сих пор мучается, что так с ней поступил?
— Я согласна на японку, на китаянку. Лишь бы тебе она нравилась. Но лучше пусть будет австралийская девушка, и ты останешься в Австралии, договорились?
— Нет, мама. А вдруг они без меня и до Австралии доберутся? Что ты тогда будешь делать? Это вполне реально, японцы такие агрессивные, особенно эти самураи. Хотя, думаю, Сингапура им все же не видать как собственных ушей.
— Ах, Гордон, значит, мне не удастся тебя уговорить. Тогда пообещай, что ты приедешь с девушкой… Пусть даже китаянкой.
— Японкой, мама! Обещаю, приеду с японкой, — засмеялся он. — Но вообще-то мне никто не нужен, кроме тебя. Ты можешь мне дать ту фотографию, на которой ты сфотографирована в Эчуке, где тебе лет восемнадцать или даже меньше? Я когда-то любил смотреть на эту фотографию, ты на ней выглядишь словно принцесса из старой-старой сказки…
Дели страшно растрогалась от его просьбы, она с трудом сдержала слезы и дала ему фотографию.
Через два дня Дели проводила Гордона на станцию, где от волнения она застыла на перроне. В груди все разрывалось на части, а она, словно изваяние, все стояла перед вагоном в ожидании, когда поезд тронется, и не могла пошевелиться. Она боялась, что если она начнет что-то говорить Гордону, смотревшему на нее из окна вагона, то слезы хлынут из глаз, а она совсем этого не хотела.