…Едва Дели очутилась в каюте, как опять почувствовала начинающееся головокружение: это она виновата — роза, всего единственный цветок, так сильно источавший аромат в эту жаркую, влажную после дождя ночь, — так что в каюте пахло, казалось, даже сильнее, чем в номере Максимилиана.
Дели подошла ближе к цветку, стоявшему в маленьком медном кувшине, и вдохнула аромат еще раз. Да, действительно, это от розы головокружение. Вновь стена чуть-чуть поплыла у нее перед глазами куда-то влево — или это от него? Головокружение от одного воспоминания о Максе?
Она резко выдохнула и тихонько постучала пальцами по лбу. Почти разу же она пришла в норму, как только не стала обращать внимания на этот густой, пряный запах. Дели облегченно вздохнула и дернула головой, так что волосы разметались по плечам, и тут же, к сожалению, вспомнила про пряди седины. Рука невольно потянулась к зеркалу.
«Да, седых волос уже слишком много, чтобы можно было их вырвать по одному. Ну что ж. Ничего страшного. Если я кому-то еще нравлюсь, то нравлюсь такой, какая есть», — подумала она и вспомнила Аластера. Она собиралась в первую очередь написать ему о похоронах и ненавязчиво, но так, чтобы чувствовалось между строк, то, ради чего она и взялась писать: она теперь свободна, и они могут встретиться, если он, конечно, захочет, о чем он писал ей в письмах раньше, умоляя о встрече. Может быть, он приедет в Мельбурн и она тоже, как в прошлый раз? Или ей приехать к нему? Только вот какой придумать повод для тетушек Аластера и мисс Баретт?
Да! Еще нужно мисс Баретт написать, вспомнила она.
Дели вздохнула и решила сначала коротко написать ее славной Дороти Баретт, которой уже шестьдесят лет или около того, во всяком случае. Это Дели вызвала к Аластеру Рибурну мисс Баретт, порекомендовав ее, приехавшую из Европы снова в Австралию, гувернанткой для детей Аластера. Как приятно, что до сих пор сохранились эти добрые и теплые чувства к старой, но с молодыми глазами и живым умом ее милой мисс Баретт, которая стала первой женщиной ее Адама…
Да, это запах розы, это смерть мужа так действуют, что вся ее жизнь, словно масло, всплывает на поверхность; словно розовое масло — душат ее воспоминания, не давая глотнуть свежего воздуха реальности, сегодняшнего дня.
А что сегодня? Сегодня ей нужно так же, как и всегда, в скором времени ощущать на своем лице сухие ветры с песком на зубах от пыльных бурь в выжженных степях Средней Австралии; чувствовать, как за шиворот текут струи воды от ливней, что непостижимым образом, но все же врываются в рубку и льются прямо за шиворот с потолка. Почему-то это бывает обычно ночью, холодными осенними ночами — вот она, реальность, которая ее ждет! Ей снова придется в рубке стоять за штурвалом до боли в отекающих без движения ногах…