Ситуация чудовищная, но очевидная. Мария не знала, кто этот тип. Она работала директором ресторана — не тот уровень, чтобы похищать ее таким сложным способом. Единственным объяснением оставалось сумасшествие убийцы. После десятка отчетов дело будет закрыто.
Вот только Павел так не мог. Что-то не давало ему покоя, да многое, если честно.
Во-первых, сам бомж. Он, как и полагается, был одет в благоухающие обноски и вымазан грязью. «Как полагается» — это ключевое. За свою жизнь следователь не раз видел бездомных, сам доставлял их когда-то в отделение. Они годами шатались по улицам — грязь впитывалась в кожу, въедалась в нее так, что за неделю не отмоешь. А этот? Вымазан, да, но кожа здоровая и чистая, ногти на руках не обломаны, зубы идеальные. Так что или он стал бродягой внезапно, или этот маскарад только для видеокамер.
Идем дальше. Действия маскарадного бродяги, и это уже во-вторых, были слишком грамотными и недостаточно хаотичными для психа. То, как он ударил администратора, как уклонился от атаки мастера — в этом чувствовались опыт и подготовка. Бомжи на своих свалках машут кулачищами, пока не заедут кому-нибудь. А этот был умен, точно знал, что делает. Но погиб так нелепо, просто поскользнулся на ровном месте… Куда подевалась кошачья грация, с которой он дрался? Упал, как малый ребенок, который только-только научился ходить.
В-третьих, свидетельница. Не девчонка, конечно, но все равно; такая, увидев двойное убийство, должна рыдать в три ручья. Или замкнуться в себе. Или впасть в истерику. Но Мария была спокойна. Да, все, что произошло, ее напугало, но не более того. Она как будто была готова к такому повороту.
— Слушайте, мне на работу надо. — Она поморщилась. — Это надолго?
— Мария Александровна, вы, по-моему, не до конца понимаете, что случилось, — заметил он. — Здесь произошло убийство.
— Понимаю я все и сочувствую. Но чем я могу помочь? Давайте я подпишу, что надо, и поеду на службу.
— Боюсь, на службу вам придется просто позвонить и сказать, что сегодня вас там не будет, а поехать — со мной.
Она не возражала, но взгляд говорил больше любых слов. Она злилась на него — и боялась чего-то. Чем дольше Павел наблюдал за ней, тем основательнее был уверен, что поступает правильно. Нельзя ее отпускать, она что-то скрывает. Осталось понять, что и зачем. На соучастницу не похожа; судя по записи, была в ужасе, когда бродяга потащил ее за собой.
Павел оставил на месте преступления экспертов и жестом пригласил Марию следовать за собой. У салона красоты, теперь окруженного полицейским заграждением, собрались зеваки. Многие тайно, а то и в открытую снимали происходящее. Павел только вздохнул: у людей все меньше уважения к смерти.