— Значит, птицы — это твоя работа? — удивилась Вика.
— Конечно, я ведь чуточку художник, — почему-то с грустью ответила Дана. — А теперь, значит, здесь будешь жить ты? Или нет?
Вика молчала. Происходящее казалось ей не очень-то и реальным. Поэтому никак не получалось отнестись к этому серьезно. «Может, — подумала она, — если то же самое мне повторит Герман, все станет по-другому? Во всяком случае, он хотя бы не будет обкуренным анашой».
— Ты случайно есть не хочешь? — спросила Дана.
— Да нет, я хорошо пообедала, — ответила Вика. — Мы, питерские, вообще едим немного. Говорят, дело в блокадных генах.
— Да, я слышала, — кивнула Дана. — Тогда ложись. Ты, наверное, спать хочешь, — добавила она с явной надеждой на Вичкин отрицательный ответ.
— Не очень, — помотала головой Вичка. — Можем еще поболтать.
Они просидели до самого утра. Вике было так удивительно спокойно в этом старом уютном доме, что совсем не хотелось никуда уходить. Ноябрьский холодный ветер шевелил за окном ветви деревьев, но здесь, внутри, было совсем тепло. Вике казалось, что она уже очень давно в этом доме, что давно знакома с Даной и баб Надей. Даже невидимый немецкий овчар Дюк уже не казался ей чужим. Девушке вдруг так до боли захотелось быть частью этого мира! Дана лежала рядом и чуть слышно посапывала.
Вика приняла решение…
Она проснулась от диких завываний «Aerosmith» прямо у себя над ухом. Дана носилась по комнате и вполне профессионально помогала солисту тянуть его «Crazy».
— Хорошо поешь, — сказала Вика и села, свесив ноги на пол. — Только очень громко.
— Давай просыпайся! — оторвавшись от песни бодро крикнула Дана. — Тоже мне белая медведица! Знаешь, сколько сейчас времени? Третий час дня!
— Ну, если учесть, что мы с тобой заснули где-то около шести утра, то не вижу в этом ничего странного, — отозвалась Вика.
Уже через двадцать минут они сидели на кухне за накрытым столом. Баб Надя разливала по тарелкам ароматный, почти прозрачный бульон. Из кухни пахло жареными котлетами.
Все было довольно просто, без изысков: тарелка с нарезанным бородинским хлебом, баночка домашней протертой аджики, пряные малосольные огурчики.
— Баб Надя нас на убой кормит. — Дана отломила кусочек хлеба и положила себе в рот. — Я каждый понедельник собираюсь питаться по Монтеньяку, но, как только она начинает творить на кухне, Монтеньяк не выдерживает конкуренции.
Они обедали втроем: Герман, Дана и Вичка. Герман, несмотря на воскресенье, проснулся ни свет ни заря и, как обычно, проведя все утро у себя в кабинете, спустился только к обеду. Он был не в духе и почти не разговаривал.