– А в Звенящей Долине не так.
– Ну конечно, – хмыкнул ветер.
Ян снова поводил пальцем по пластине, в очередной раз выписал что-то на пергамент, помычал с умным видом, потом сказал:
– Если честно, мне такая система нравится.
Я поинтересовалась с иронией:
– Когда женщин продают за наследство?
– Звучит грубо, – согласился Ян, быстро подсчитывая что-то на пергаменте. – Но это удобно и наименее безболезненно. Если к браку подходить как к сделке, он продержится дольше.
– Это и есть твой демпинг? – спросила я кривясь.
Он снова увеличил карту. Стало видно домики, голубую поверхность которая, очевидно, означает море, нажал куда-то, загорелись цифры.
– В том то и дело, – сказал он, вытерев лоб. – Демпинг начался тогда, когда женщины обесценили себя.
В груди закипело, волна возмущения и гнева прокатилась по спине и выплеснулась в глаза. В отражении пластинок подмирца увидела себя с раскаленными углями вместо них.
– Ты называешь всех женщин блудницами? – выпалила я, чувствуя, как внутри все клокочет. – Всех? По-твоему, мы должны вечно выполнять ваши приказы, приносить себя в жертву?
– Ты не поняла, – проговорил Ян ничуть не испугавшись девицы с огненными глазами. – Пока женщины были недоступны, мужчины боролись за них. Их внимание стоило наследства, замков, подвигов. А сейчас женщину можно получить даже не за деньги.
Гнев все еще клокочет в груди, а слова подмирца напоминают правила жизни в Нижнем поречье, о которых рассказывала мать, как о женском рабстве.
– А за что? – чуть спокойней, но все еще с вызовом спросила я. – За золото? Бумагу? Наличность?
Ян покачал головой.
– Нет, – ответил он. – Демпинг случился, когда внимание женщины стало бесплатным.
Мой гнев быстро погас. В таком смысле об этом прежде не думала, поскольку моя жизнь мне вообще никогда не принадлежала. Я всегда знала, что не такая как все, а значит простой никогда не будет. Мне казалось, другие девушки живут прекрасно. Встречают мужчин, влюбляются, выходят за муж, а потом живут счастливо до самой смерти.
– Как-то совсем не радужно, – проговорила я встряхивая быстро подсыхающие волосы. – А как же любовь?
– А что с ней? – спросил пластинчатый.
– Ну, ее что, нет?
Он покосился на меня черными пластинками и произнес, чуть приподняв уголок губ:
– Ну почему? Одно другому не мешает.
Почему-то показалось, что он щурится, хотя под черными круглешками не видно. Помимо воли ощутила, как успокоившийся было огонь снова потек к щекам, на этот раз от смущения. Подумала про сына пастуха, который был милым, но не смог бы вынести моего поведения, не смог бы совладать с пламенем, которое вспыхивает неожиданно даже для меня. Фералу же нужен лишь мой огонь, он даже не замечает, что стихия облачена в тело человека.