Над головой с криками пронеслась чайка, за ней еще одна и еще. Когда оглянулась, заметила, как стая пернатых несется со стороны острова, словно испуганная чем-то.
– Ну прекрасно, – стала я рассуждать вслух. – Они там рискуют, а я возлежу под солнцем и в ус не дую. Уса у меня, слава богам, нет, но пользы все равно никакой.
Лодочник, уплывший за остров, время от времени показывает нос лодки, намекая – то ли я тут и помогу, если что, то ли, я слежу за тобой. Перепуганные птицы через некоторое время успокоились, а я стала снова прикидывать, как быть, если Лодин и Ян не вернутся.
Неожиданно лодку качнуло слишком сильно, где-то бухнуло. Я схватилась за края лежака, чтобы не свалиться. Когда все успокоилось, я замерла прислушиваясь и принюхиваясь, как потревоженная кошка.
Чайки разлетелись, вокруг спокойствие, лишь волны тихо плескаются о борта лодки. Чуть расслабившись, снова легла, убеждая себя, что это была просто большая волна.
На нижней палубе скрипнули доски, и зыбкое ощущение безопасности рассыпалось в пыль. Оцепеневшая от ужаса, я слышала, как мягкие шаги поднимаются по ступенькам. А когда над полом появилась белокурая голова Клауса с забинтованным лбом, по телу прокатилась волна жара.
– Ты! – только и смогла выдохнуть я, вцепившись в края лежака.
Через секунду ощутила, как пальцы проваливаются в него, как в растопленное масло.
Клаус, увидев меня произнес резко:
– Не двигайся!
Но я уже подскочила, отряхивая с пальцев остатки расплавленного лежака.
– Не подходи! – прошипела я, чувствуя, как закипают внутренности, превращаясь в лаву. – Иначе я за себя не отвечаю!
Губы Клауса скривились, взгляд пополз по мне, да так медленно, что кожа покрылась мелкими пупырышками.
Он спросил:
– И что ты сделаешь? Забросаешь меня лежаками? В нашем мире ты ограничена в действиях, я это прекрасно усвоил.
– Может я и ограничена, – проговорила я сквозь зубы, смирившись, что стою в одном исподнем, – но точно не беспомощна. Больше я на ваши уловки не попадусь. Во всяком случае, ожоги до самых костей с удовольствием обеспечу.
Подмирец нехотя кивнул, потом покосился назад, словно ища опору, но не найдя ее, просто отшагнул вправо, поближе к перилам.
Потом произнес, хмурясь:
– Такая красивая, и такая несговорчивая. А зря.
– Это мне решать, – выпалила я. – Ян нам все рассказал. Ты подлый, мелочный этот… как его… Шовинист!
Брови Клауса поднялись на лоб.
– Ого, – произнес он. – Даже так? Интересно, конечно, как ту не стать шовинистом. А он тебе не сказал, почему так?
– Все, все сказал! – крикнула я, раскаляясь все больше и пятясь к перилам. – Это ты сделал механизм, который нарушил нормальный ход вещей, ты все испортил! Ты все вечно крадешь, и у Яна крал! Я все знаю!