Лодин нахмурился, но произнес:
– Далеко не отходи. Если что – кричи.
– Уж не сомневайся. К тому же, я все-таки огонь. Постоять за себя смогу.
– Это в Трехмирье ты могла одним жестом спалить целый дом, – напомнил черноволосый. – А тут покрываешься испариной, едва печку затопишь. Не отворачивайся. Я видел, как побледнела и взмокла, когда у Фила в доме вспыхнул очаг.
Я вздохнула и проговорила сдаваясь:
– Ты прав. Но мне тут тесно. Обещаю, буду у двери. Ты даже будешь слышать, как дышу.
– И чешешься, – добавил Лодин уже с улыбкой.
– Я не чешусь, – проговорила я обиженно и направилась к выходу.
Когда дверь за мной закрылась, я наконец, вдохнула полной грудью, впервые за последнее время ощутив свободу. Всю неделю за мной следил верховный маг, боясь, что в последний момент передумаю и сбегу куда-нибудь в Гнилую пасть, где у него нет влияния. Потом Ферал, затем смотритель и Лодин. А потом еще эти подмирцы и остальные.
Теперь же, в свежем ночном воздухе, слушая стрекот цикад, я почувствовала себя свободной и легкой, несмотря на плотное тело. Улыбнувшись, шагнула на нижнюю ступеньку. Слева в траве заметила гнома, сделанного из чего-то блестящего. Я потянулась к нему.
С пава зашелестело, но когда оглянулась, в шею что-то укололо, и мир потух.
Сквозь туман доносился голос Фереала, злой и глухой. Слов не разобрала, но по тону ясно, готов убивать, жечь и испепелять. Потом мелькнуло его огненное лицо с пылающими глазницами.
– Агата! – наконец донеслось до меня. – Вернись немедленно!
– Не могу, – прошептала я. – И не хочу…
– Как ты смеешь!
Он ревел еще и еще, но голос становился тише.
Когда пришла в себя, что-то холодное окутало меня, словно покрывалом. Лишь спустя пару секунд поняла – лежу в воде, спину холодит пол, а перед глазами темнота.
Шея побаливает от укола, щека горит, наверное, меня ударили. Едва в голове всплыли воспоминания, с ужасом поняла, что похищена. Приняв сидячее положение, повертела головой в поисках чего-то, чем можно отбиться, а потом броситься со всех ног. Но оказалась заперта в чем-то вроде аквариума.
За стеклами непроглядная чернота, будто вишу в космосе, на дне воды по щиколотку, а пол из темно-серого материала. Такого же, из чего сделаны дороги в Айскленде.
Я потерла место укола, руки тяжелые, будто в них налили свинца, тело промерзло, и кожа покрыта крупными мурашками.
Превозмогая бессилие, уперлась ладонями и поднялась. Голова закружилась, меня повело в сторону.
Хлюпая, как упитанная гусыня, приблизилась к стене и уперлась плечом в холодное стекло.
– Что это за место… – прошептала я и заметила, как изо рта повалил пар.