— Мне кажется, вы прекрасно понимаете, милорд, что я имела в виду, когда спросила, умеете ли вы играть.
Улыбка сошла с лица графа, и он потянулся за маленькой, написанной маслом картиной на боковом столике.
— Нет, пианино принадлежало моей жене. Я купил его для нее — привез из Берлина. Надеялся, что это ее развлечет, но Милисента была слишком легкомысленной. Она все время рвалась на улицу, весь день проводила на ногах. У нее не было времени на музыку, но я уверен, что, повзрослев, она полюбила бы музыку так же сильно, как люблю ее я.
— Ваша жена была совсем юной, когда трагически погибла, милорд, — прошептала Жасмин.
Граф вздохнул, на лице его отразилась боль.
— Да. Совсем юной. Милисента жила здесь с тех пор, как ей исполнилось тринадцать. Мой отец был ее опекуном. И когда я три года назад унаследовал титул, мы с Милисентой поженились. Ей было всего семнадцать!
Он встал, глядя на картину, и в комнате воцарилось молчание.
Жасмин осторожно закрыла крышку пианино.
— Я понимаю, что такая утрата причиняет боль, милорд. Примите мои искренние соболезнования.
Граф резко поставил портрет назад на серебряный мольберт.
Жасмин отлично рассмотрела юную девушку с копной темных волос, не красавицу, но достаточно миловидную. Будь она жива, могла бы стать привлекательной женщиной.
Но художник изобразил ее неожиданно упрямой, и Жасмин оставалось только гадать, насколько картина походила на оригинал.
Граф отмахнулся от грустных воспоминаний о жене, которую никогда не понимал.
Женитьба на Милисенте была просто единственным разумным выходом для них обоих.
Откровенно признаться, он и сам думал, что любил девушку, но теперь понимал, что испытывал только привязанность.
Он сожалел, но сердце его не разбилось после ее гибели.
Его напугала утрата, однако больше всего его мучило чувство вины.
Граф встревожился, услышав музыку на лестнице.
У Милисенты так и не хватило времени разучить что-то, кроме пары детских мелодий, но эта девица из Америки играет очень хорошо, умело владея пианино, которое до сих пор регулярно настраивают.
— Я оставлю вас за чтением, милорд.
Жасмин встала и запахнула поплотнее халат на своей хрупкой фигурке.
Граф нахмурился, и она опять стала гадать, какое же английское правило этикета сейчас нарушила.
Наверное, вышла из спальни в слишком открытом платье? Но шелк был довольно плотным, а длинные кружевные рукава и высокое кружево на вороте делали его вполне приличным.
— Вы, похоже, все-таки решили навредить своему здоровью, мисс Уинфилд, — сказал граф, кивая на ее босые ноги, выглядывающие из-под халата.