— Я? Выучусь на инженера по керамике. А ты?
— Я? Ясно, пойду священником в твой приход! Ну и покажу я всем твоим старым девам!
Пьерсон пососал свою трубочку:
— У нас старых дев нет. Мой квартал на все сто процентов рабочий. А старые девы — это изобретение богатых классов.
— Значит, в твоем приходе все старые девы выходят замуж?
— Да нет, — ответил Пьерсон, — но в моем приходе старые девы — это как раз те, что по-настоящему замужем.
Майа поднялся:
— Пойду принесу воды.
— Еще успеешь, — сказал Александр. — После войны, — добавил он, — я себе домик построю.
— И кроликов разведешь? — спросил Пьерсон, подняв брови.
— Ясно, кроликов! Что ж, теперь уж мне и кроликов запрещено разводить?
— Пойду за водой, — сказал Майа.
Он поднялся и взялся за ручку фляги.
— Да черт! — сказал Александр. — Дай спокойно посидеть минутку. Я с утра еще не присел, все кручусь.
Майа стоял в нерешительности, потом подумал, что для Александра это самые прекрасные минуты, единственно светлые минуты за целый день, и грешно было бы их сокращать. Он снова уселся. И неумолимо потекли минуты, одна за другой, с легким тихим металлическим скрипом, как колесо в ярмарочной лотерее.
— Дом я построю целиком из дерева, — сказал Александр. — Но не из досок, а из бревен. На манер швейцарского домика.
Пьерсон поднял голову.
— А почему из дерева?
— Сам не знаю. Нравится мне оно, дерево то есть. Тепло, уютно. И кажется, будто вокруг тебя что-то живое. Может, я сейчас глупость скажу, но дерево, оно как-то на меня успокоительно действует.
— Успокоительно?
— Да, — сказал Александр и слегка покраснел под своим загаром, — успокаивает как-то. Сам не знаю, почему успокаивает.
Пьерсон стал выбивать из трубочки пепел, осторожно постукивая ею о рант ботинка, и все косился влево. Майа не курил, сидел не шевелясь. Вид у него был хмурый, сонный.
— В моем доме, — сказал Александр, — будет комната специально для меня, верстак туда поставлю, инструмент сложу, словом, всю петрушку. Порядок, конечно, будет идеальный. Только специально моя комната. Так и буду в ней все время торчать, когда дома.
— Жена заскучает.
— Именно это она вечно и твердит, — сказал Александр, поглаживая бороду. — Считает, что я ею мало занимаюсь. Ей-богу, смешно, что бы бабы ни делали, никогда их работа не увлекает так, как нас, с головой. Вечно им требуется с кем-то болтать. Странное дело, когда я что-то мастерю, мне и говорить ни с кем неохота.
Он поднялся и стал затаптывать дымящиеся головешки своим огромным ботинком. Пьерсон вскинул голову, и ему снова на какую-то долю секунды почудилось, будто Александр — чернокожий воин, исполняющий священный танец.