Пьерсон кинул на него неожиданно серьезный взгляд.
— Да. Да, Майа! — сказал он, упирая на каждое слово. — Возблагодарим за это господа бога!
Послышался свист, потом сухой треск. Майа бросился на землю и вдруг вскрикнул.
— Что с тобой?
— Ничего, коленка…
— Ну это еще полбеды, — сказал Пьерсон и без всякого перехода добавил: — С чего это гады бьют из семидесятисемимиллиметровок по санаторию?
Лежа ничком на земле, они ждали нового залпа. Но его не последовало. Пьерсон поднялся на ноги.
— Зря стреляли, — сказал он.
Майа тоже встал и отряхнулся.
— В любой армии с этими артиллеристами, — сказал он, — никогда не угадаешь заранее, что будет через минуту.
— Зря стреляли, — повторил Пьерсон.
К ним бегом направлялся какой-то расхристанный солдат. Остановившись у фургона, он поглядел на Майа.
— Этот бородач не отсюда? — спросил он картаво.
— Да, — сказал Майа. — Он пошел к колодцу. А чего тебе надо?
— Я оттуда иду, — сказал солдат.
И запнулся.
— Ну? — сказал Майа.
Солдат оглядел Майа, потом Пьерсона, открыл было рот, но ничего не сказал.
— Ну? — нетерпеливо повторил Майа.
— С ним что-то случилось, — сказал солдат.
Майа одним прыжком поднялся с земли.
— Ранен?
— Иди сам, — сказал солдат. — Увидишь.
— Я тоже иду, — сказал Пьерсон своим ровным голосом.
Майа уже скрылся. Пьерсон обернулся к солдату.
— А ты бы не постерег наш фургон, пока нас нет?
— Ладно, — сказал солдат.
Он прислонился к дверце фургона и заглянул внутрь.
— Эй, старик! — окликнул он.
Пьерсон оглянулся.
— Не плохо бы вам с собой носилки прихватить.
Пьерсон удивленно вытаращил глаза.
— Он так сильно ранен?
— Умер он, — сказал солдат.
Аббат поднялся в фургон, взял носилки Александра, сложил их и вылез спиной из фургона, таща за собой носилки. Солдат заговорил было с ним. Но он не ответил. Он молился.
Носилки были не особенно тяжелые, но Пьерсон не отличался ни силой, ни ловкостью. Тащить носилки ему было трудно. Сначала он попытался было нести их в руках, как чемодан. Но при каждом шаге носилки били его по ноге. Наконец он взгромоздил их себе на плечо, но так как они все время сползали, приходилось чуть ли не через каждые полминуты удерживать их в равновесии. Деревянная перемычка впивалась ему в плечо. Он задыхался, потел. Он пытался молиться, но ему мешали носилки, требовавшие постоянных усилий с его стороны.
Самого колодца он не увидел, а только собравшихся вокруг людей.
— Дайте пройти, — сказал он.
Александр упал здесь, чуть повернувшись на бок. Голову его отделило взрывом от тела, и она держалась лишь на волокне мышцы. Лежала она почти параллельно плечу.