Необходимо было уйти отсюда до наступления рассвета. Я приказал караулу не говорить никому о том, что случилось. Отряд и без того лихорадили панические слухи.
В раздумье шагал я от одного взвода к другому, проверяя караулы, Все спали. Бодрствовали лишь часовые. Вечером Петро Гусаков, по секрету от хозяйственников других групп, раздал последний запас сухарей… Я еще туже затянул ремень и сунул руку в карман, чтобы нащупать ломкий сухарь — мои личный НЗ перед походом…
Думал я и о той, которая была уже мертва. Что заставило эту молодую женщину, родившуюся при советском строе, окончившую высшее учебное заведение, служить врагу, изменить Родине? Кто она в действительности?
Остаток ночи я провел с Фомичом в тревожных предположениях и догадках. Но до утра ничего не изменилось. Еще затемно отряд торопливо поднялся и молча двинулся на запад.
Проходя мимо мрачной развилки, я невольно спросил Гусакова:
— Петро, где ты оставил ее?
Вместо ответа он молча перешагнул через трухлявое бревно и повел меня к остову полуразбитого грузовика.
— Ось тут! — показал он на автомобиль, не считая нужным подходить вплотную.
Ничего не видя, я приблизился к машине и заглянул в кузов. Но ни в кузове, ни вокруг ничего не нашел.
— В яме, что ли?
— Та ни… Не в яме… Просто тут повинна бути, — говорил он, приближаясь.
— А ты не ошибаешься местом?
— Что вы, товарищ капитан! Вы же знаете, что на всей этой дороге нет больше разбитых машин. Дивно…
— Именно — дивно!
— Точно, тут была, — подтвердил и Карманов, сопровождавший ночью Гусакова, — вот и типографский станок, и воронка с водой, я еще в эту воронку оступился и руку об станок зашиб…
Действительно, на всей этой дороге стоял лишь один разбитый грузовик — походная типография какой-то части. По-видимому, прошлой осенью, когда здесь отбивались от наступавшего противника части 13 армии, походная типография была опрокинута бомбой и с тех пор осталась на этой глухой просеке, усыпанной свинцовыми блестками шрифта и деталями машины.
— Как же это так, Петро? — И я начал шарить вокруг машины карманным прожектором.
— Надо думать, унес ее кто-нибудь, — неуверенно произнес Гусаков.
— Допускаю… Но может быть и другое, — сказал я, поднимая маленькую латунную гильзу. — Достань, Петро, подарочек. Не от него ли вот эта гильза?
— Точная копия! Сиреневый капсюль. Она, товарищ капитан, — подтвердил Коршок.
Сомнения не оставалось: местом не ошиблись… И я продолжал ощупывать фонарем землю, пока не увидел еще одну находку: среди рассыпанного типографского шрифта, уже покрывшегося от времени темноватым налетом окиси, лежал легкий синий шарф. Казалось, его только что сняли с головы Елены.