— Теперь — в рожь, скорей… перевяжем.
Укрывшись во ржи, они положили раненого на землю. На счастье, у Солодкова оказались бинт и ампула с йодом. Сделав перевязку, друзья поставили Щеглова на ноги и повели напрямик через густое жито. С рассветом они подошли к поселку Новины. Щеглова томила жажда.
— Пить, пить! — шептал задыхающийся Щеглов. Но фляжек не оказалось.
— Придется в крайнем дворе укрыться, у сватьи. Сгорит, если останемся на солнце, — предложил Солодков.
— Давай, пока никто не видит…
Перебежав клеверище, партизаны вошли во двор крайней хаты.
— Останемся у вас, сватья. До вечера, — сказал хозяйке Солодков.
Хозяйка всплеснула руками.
— Упаси бог, если узнают… — прошептала она, приставляя к чердаку лестницу, по которой и втащили раненого.
— Воды, воды, — страстно просил Щеглов.
Его с трудом втащили на чердак, принесли сена.
— Молоко, чаю с медом, простыню или рушники сюда, мамаша! — командовал Иванов.
Чердак озарился красным дрожащим светом, поднявшегося из-за Калиновской рощи солнца.
— Коровки-то, родимые, нет, забрали ироды, — причитала хлопотавшая хозяйка. — Молоко у одной только у «гитлеровши». Нате взвару вот вам, яблочного…
Солодков знал, что «гитлеровшей» женщины называли соседку сватьи, сварливую бабу, сестру пустогородского полицая..
— Сходи к матери, сватья, — распорядился Солодков, — узнаешь заодно, что там, а мы за хозяев будем. На замок нас запри.
Хозяйка закрыла хату, отнесла на огород лестницу.
Щеглов уснул. Сквозь дыру, проделанную в соломенной крыше, виднелись поля, над ними бледно-синее небо. От трубы к дальнему углу чердака паук тянул свою нитку, неутомимо взбираясь по ней вверх, под самую крышу.
Долго ждали хозяйку. Она пришла только через час.
— Ищут… След шукают… Людей пытают… — сказала она и поставила на пол чашки со сметаной и медом. — Уйти бы вам, пока можно… Я вот коняку пошукаю для пораненого, — и она ушла в поселок.
Щеглова разбудили, заставили поесть. Промыли раненое плечо.
— Рукоятью гранаты вдарило, как видно, — заметил Иванов, обследуя крупный кровоподтек. — На два дня всего и разговору!
Щеглов выразил желание немедленно идти к своим. Друзья советовали подождать до вечера. Щеглов согласился. Он прилег на разостланное сено и уснул снова.
Тем временем все девять хат выселка окружались полицаями. Сомкнув кольцо, они уверенно направились к крайней хате.
— Сдавайся, Солодков! — кричали они. — Знаем, где вы сидите!
— Вас только трое! — услыхали партизаны злорадный голос Плехотина. — Все равно, не уйти вам!
Щеглов пробудился от окриков, заглянул в щель на крыше.