Вечером всё разъяснилось. Прибежавшие в лес подростки и женщины сообщили, что немецкие солдаты говорят, будто бы партизан в Хинельском лесу тринадцать тысяч.
По другим сведениям выходило, что вокруг нас накапливаются подневольные славяне и сербы, и эта дивизия насчитывает 25 000 солдат, что полками командуют немецкие офицеры, что командир дивизии — немецкий генерал.
Почуяв надвинувшуюся на Хинель грозу, возвратились отпускники. Они докладывали, что районные коменданты обратились к населению с требованием не выходить из сел в течение пяти суток, так как войсками будет проводиться облава на партизан, и каждый, кто будет обнаружен в лесу или в поле, будет считаться партизаном.
С подчеркнутой вежливостью на этот раз держались немецкие офицеры: они разъясняли местным жителям, что войска присланы для восстановления порядка и в интересах самого же населения.
— Мы ликвидируем в лесу партизан и дадим вам возможность мирно трудиться и убрать богатый урожай с поля. Мы обоюдно заинтересованы в этом: вы соберете урожай, мы — скорее кончим войну, — говорили фашисты, раздавая листовки о хозяйственном Василе и скрывающемся в лесу Иване.
Обсудив с командирами создавшееся положение, мы решили «исчезнуть», уклониться от боев с частями дивизии и вообще не подавать каких-либо признаков жизни.
План «исчезновения» предполагал: укрыть отряд в самой глухой, непролазной заросли леса; пушку, миномет, снаряды — утопить а лесном водоеме и в болоте; всё лишнее спрятать, и на опушках, на стрелках лесных дорог держать конные наблюдательные посты, чтобы следить за каждым шагом противника.
Приняв этот план к исполнению, отряд расположился в наиболее одичавшем, глухом месте леса — на стыке 34—35-го кварталов.
Спать не пришлось. Работали круглые сутки. Прежде всего построили круговую оборону, окопались. Затем каждый взвод получил одну из основных дорог, пересекающих лес, где и делал основательные завалы.
Конники Гусакова, разбившись натрое, дежурили на лесных опушках, каждые два часа докладывая о противнике. Ромашкин со своей командой расставлял перед завалами мины, вместе со мной и двумя артиллеристами прятал орудия в водоем, находившийся в середине леса у квартальной линии. Поросший густым кустарником и прикрытый ветвями крушины и дуба, водоем этот не заметил бы самый зоркий глаз. Только примятая трава на дороге да колесные следы пушки могли как-то привлечь внимание посторонних, но и здесь выручила нас хитроумная догадка: Ромашкин дважды прокатил пушку вокруг квартального участка, — на земле, таким образом, остались встречные следы подков и колес, и даже следопыт не смог бы определить, куда именно увезено орудие.