Анисименко махнул рукой, как бы отметая этим жестом прежнюю свою неопытность. Мы добродушно расхохотались.
— Школа, товарищ парторг, хорошая школа для всех нас эти Хинельские походы! — воодушевленно продолжал Анисименко. — Больше чем школа, товарищи. Для меня Хинельские походы — академия. Будто три жизни прожито мною за один этот минувший год!
— Выходит, товарищ капитан, девяносто лет теперь вам считать надо, — рассмеялся Лесненко.
А я совершенно серьезно ответил ему русской пословицей:
— Не тот, други мои, живет больше, кто живет дольше!.. Умудряют же солдата не годы, а боевые походы…
— Но помню я и другое, — Анисименко пристально и тепло поглядел на меня своими глубокими синими глазами: — помню, как в первый час нашего знакомства хорошо вы сказали, товарищ капитан: «А батальоны, думаю, организуем сами…»
Анисименко взял меня под руку. Мы не спеша спустились с бугра, перешли через греблю, дважды обагренную своей и вражьей кровью, остановились на Барановской улице.
Барановка ликовала… Кожухи, самовары, подушки, рушники — все, что было унесено карателями, возвратилось на свое место.
Партизаны сбрасывали с трофейных возов на зеленую улицу домашний скарб жителей.
Автоматчики, держа свое оружие на груди, с важностью расхаживали по улицам Барановки и Фотевижа, показывая людям автоматы — подарки, полученные три дня назад из Москвы, от самого Ворошилова!
— Где ты такую новую штуку добыл? — спросил старик Коршка.
— Москва прислала, — с гордостью ответил Коршок деду.
Старик склонил седую голову над автоматом, разбирая вычеканенный на металле год изготовления: «Тысяча девятьсот сорок второй», и наставительно сказал:
— Ну, коль Москва, так знай, хлопчина, против кого пользовать будешь этот подарок!
Отпраздновав победу над карателями, отряд на следующее утро покинул Хинель. С нами уходили партизаны-хомутовцы. Они уводили с собой стариков-родителей, детей и жен, бежавших из своих сел от карателей.
К вечеру следующего дня мы подошли к селу Дорошовка. Неплюевские леса окончились. Предстоял переход по́ля и фронта осадной армии. В ожидании ночи отряд расположился на опушке дубовой рощи.
Инчин развернул карту.
— Налево — Новгород-Северский, направо — Севск, а между ними мы, — сказал он. — Какие памятные места!..
Подумав, Инчин продекламировал:
Не прилично ли будет нам, братия,
Начать древним складом
Печальную повесть о битве Игоря…
— Продолжай, — прилично, и даже очень кстати, — заметил я.
— Всего «Слова» не помню, — ответил Инчин.
— Читай, что помнишь, — сказал Анисименко.
Кони ржут за Сулою,
Трубы трубят в Нове-граде,