— Как же не моя! От обиды плачу! Попросили бы, сама отдала бы. Нешто не понимаю, — воевать хлопцам надо. А то вот, — она показала на конец короткой веревки, — глядите: этим концом привязывала я буренушку к своей ноге, когда спала в курене. Утром гляжу — веревка отрезана, и след моей буренушки простыл. А теперь, сами посмотрите, на другом конце веревки кожу развесили…
Улики бабуси были убийственно изобличительны. Мы встали из-за стола. Мне показалось, что я съел нечто такое, от чего вот-вот будет дурно.
— Вот подлецы, вот сукины дети! — ругался Иванов. — Я мародеров найду!
— Отвезите бабке в курень и тушу, и шкуру, — сказал я ездовому хозчасти. — Отвезите сейчас же!
Старушка удалилась восвояси, увозя на подводе половину туши своей буренки. Она настояла, чтобы другая половина мяса осталась «на пропитание хлопцам».
Я спросил Иванова, кто мог сделать такую подлость.
— Пряжкин, есть тут такой, — буркнул Иванов и, все еще багровый, отошел в сторону.
— Расстрелять подлеца мало! — возмущался Фисюн.
— А с чего это он у вас в обозе околачивается? И заготовка продуктов ему доверена, — упрекнул я Фисюна.
Тот кивнул на Иванова:
— Так, поди ж ты, пристегнулся до него и второй раз пакостит… Из новичков он.
Я арестовал Пряжкина, посадил его в шалаше хозяйственной части, выставил часового.
Надо было хлопотать о продовольствии, решать, что делать с Пряжкиным. Иванов снова медлил.
— Слушай, Иванов! Я с тобой в рейд не пойду! — не выдержав, сказал я.
— Это почему?
— Да потому, что терпеть не могу, когда командир вместо точных и определенных указаний, всячески отмахивается от своего начштаба.
— А мне безразлично, терпишь ты или нет!
— Тебе безразлично наверное и то, уважают ли тебя остальные командиры и бойцы!
— Я заставлю уважать меня! А нет, так заявлю в главштаб, что подрываешь мне здесь дисциплину!
— Слушай, Иванов! Давай поговорим по-деловому, — спокойно сказал я, зная, что Иванов в горячке способен наговорить что угодно. Мы прошли в шалаш.
— Ты местный, Иванов, и оставайся командовать местным отрядом, а я пойду в рейд, — начал я. — Ты знаешь сам отношение ребят ко мне, и я люблю их. Давай разойдемся по-хорошему, как боевые товарищи.
Иванов задумался. Чувствовалось, что он колебался. Ему, конечно, не хотелось расставаться со многими близкими товарищами, которые оставались на Сумщине, как местные…
— Согласен, — сказал наконец он после долгого раздумья. — Пишем акт! Ты принимаешь командование над рейдовым отрядом, а я сдаю его и остаюсь с местным.
Мы написали акт, скрепили его своими подписями.
— Людей и оружие поделим завтра, — сказал Иванов.