Об этом надо еще было сообщить Воронцову и Гуторову.
Расстояние в тридцать километров предстояло проехать вдоль линии железной дороги, в направлении на восток от разъезда Скрипкино. Ехали верхом, без коноводов, — других лошадей в распоряжении сумского штаба не было.
Дождь уныло стучал по брезенту, накинутому поверх моей черной шинели. Вода струилась по лицу, проникала за шиворот, и от этого было зябко. Скрытый быстро несущимися тучами месяц скупо освещал землю. По топкой лесной тропе, почти вслепую, с трудом добрались мы до Скрипкино. В одном из четырех полуразрушенных бараков светилась лампа.
Оставив коня на попечение Инчина, я направился на огонек. Вошел. Дым коромыслом. Вокруг стола сидят «боги Олимпа» — начальство партизанского отряда имени Котовского. Харьковчане. «Боги» играют в «двадцать одно»…
Поздоровался. Встретили тепло. Усадили в разбитое мягкое кресло, неведомо где добытое.
На столе, между грудами окурков, лежат кипы червонцев. На мой вопрос о боевых планах Воронцов и Гуторов ответили, что до зимы — никуда, а там в рейд на Харьковщину!
— Почему до зимы? — не понял я.
— А куда в грязь тащиться?
— Ну хотя бы на Сумщину.
— Нет уж! Пусть другие попробуют!
— Ну, а вместе с нами, с сумским штабом?
— Не слыхали такого. Эсманцев, тебя — знаем…
— Значит, отстаете от жизни. Сумской штаб руководить вами будет, пока вы вблизи Сумщины. И он потребует вашего выхода на Украину.
Я познакомил Воронцова и Гуторова с указанием Н. С. Хрущева, а заодно и рассказал о своих продовольственных и других ресурсах в Хинельском лесу. Харьковчане заинтересовались.
— Придем, непременно придем всем отрядом! Придем, как только возвратится разведка и мы получим питание к радиостанции, — заверяли Воронцов и Гуторов.
Я ушел от них, ничего не узнав об обстановке, и поехал дальше, по дороге к Старому Погощу. Кругом ни души — ночь и лес. Казалось, что во всей вселенной только два человека: я и Инчин. Но и Инчина вскоре я потерял из виду; он пришпорил коня и поскакал вперед. Мой конь скоро догнал его, и мы, спешившись, пробирались ощупью.
Утомившись, мы снова сели на коней. Дождь назойливо барабанил по плащу, страшно хотелось спать.
Переходя через мосток, который оказался без настила, конь Инчин а провалился между бревнами. Лейтенант вылетел из седла. Я поспешил ему на помощь. Включив фонарик, висевший на поясе, мы с трудом подняли стонавшего коня. Инчин опознал место: именно тут провалились кони, когда мы везли по рельсам вагоны.
Плетемся дальше, спотыкаясь о шпалы. Впереди должен быть разъезд Новенький, но его что-то нет и нет. Сверяемся по компасу — движемся правильно. И все-таки мне кажется, что едем к Трубчевску…