Было уже десять часов вечера. Полная луна висела в морозном небе, пустынную тишину изредка нарушал скрип снега под ногами аэродромной прислуги. По всему пространству аэродрома уже пылали крестообразно сложенные костры из сухих бревен — условный знак для посадки самолетов.
На аэродром приехали все командиры бригад: Панченко и Казанков, Коновалов и Гудзенко. Каждый уверял, что ожидаемый самолет везет грузы для них, и поэтому все прибыли на аэродром с эскортом и обозом для боевого груза.
По праву начальника копайгородского гарнизона и хозяина Хинельского аэродрома, я оцеплял в таких случаях посадочную площадку конниками Баранникова и, кроме командиров бригад, не подпускал никого к самолету.
Оставив теплые избы, партизаны толпились вблизи костров, — им не терпелось увидеть хотя бы издали корабли с красной звездой на крыльях.
— Гудит! — произносит стоящий подле меня капитан Туркин, а через минуту добавляет: — Летит!
На небосклоне зажглись две зеленоватые звезды, они движутся к нам, это подфарники самолета. Гуденье усиливается, с аэродрома летят в зенит три красных, по горизонту столько же зеленых ракет, самолет рассыпает с бортов зеленые и красные гирлянды, кружит над нами и снижается.
Вдруг вспыхивают ярким, режущим глаз светом два прожектора самолета, весь аэродром блестит и сияет, как исполинская накрахмаленная скатерть, и в туче снега воздушный корабль скользит вдоль костров по аэродрому.
Через полчаса прилетевшие гости — заместитель начальника УШПД подполковник Дрожжин и депутат Верховного Совета подполковник Мартынов — представители ЦК и правительства Украины — входят в землянку Сумского штаба, и мы приступаем к важному совещанию.
Партизанское движение переросло и областные рамки, — оно должно теперь охватить всю Украину. Устами своих представителей ЦК КП(б)У поставил перед Сумским штабом и подпольным обкомом вопрос: готовы ли мы к выходу в степной рейд по Украине?
Совещались всю ночь. Перед утром объявили перерыв, и я вышел через запасный выход на воздух. После духоты и жарких споров, после табачного спертого воздуха приятно дышать крепким морозным настоем. Ярко светит луна, потрескивают ветви деревьев, часовой стучит ногой об ногу.
Я обошел землянку и направился к «парадному ходу». Возле окна моей землянки темнела прильнувшая к окну фигура: кто-то силился подслушать разговор в штабе. Я схватил его за рукав кожуха, человек порывисто отскочил, обернулся, и я увидел перед собой Баранникова.
— Попался, Коля! — сказал я, отлично понимая душевное состояние моего верного боевого друга. — Подслушивать вздумал!