— Н-ну?
— Ты плохо шел, Воронцов. Медленно, слишком вяло продвигался с отрядом, — каких-нибудь километров десять в сутки, не больше. И разведка… Что за метод разведки? Послать ее на сто километров вперед, приморозить себя к одному месту. Сиднем сидеть в селе трое суток, ожидая сведений о противнике, в то время как он — повсюду и обстановка меняется ежечасно. Ну, скажи на милость, кому нужна такая, с позволения, сказать, разведка? Это же не лес тебе! В степи нельзя так!
Воронцов вскочил:
— Ерунда! Какие там десять! Я и по сорок километров делал, ежели знать хочешь!
— Так, делал, а в среднем что получается? Сколько километров прошел ты за полмесяца? Не считал? Так давай посчитаем: до Кумовой Ямы от нас семьдесят километров. Так или нет?
Воронцов зорко следил за каждым шагом моего циркуля, а я отсчитывал:
— И обратно столько же. Всего, стало быть, сто сорок. Что скажешь?
— Пусть будет сто пятьдесят, — согласился Воронцов. — И что с того?
— Сколько дней ты рейдировал?
— Семнадцать, — глядя в сторону, ответил он.
— Теперь дели сто сорок на семнадцать и получишь семь с половиной в сутки! Ты ж, голова садова, променаж для аппетита делал, а не рейдом шел! Сам себя под удар подставил!
Воронцов потемнел. Синяя жила на седеющем виске его вздулась, квадратный лоб прорезала вертикальная складка.
— Врешь!
— Пересчитывай, если не верится!
— Нет, ты сам сходи в степь для променажа, сам попробуй! Это тебе не циркулем средние цифры выкручивать! Сходи и понюхай, чем пахнут степи украинские!
Он надвинулся на меня разъяренным медведем.
Я отложил циркуль и тоже поднялся.
— Не злись, Воронцов, — сказал я, — уважаю тебя за смелость! Твой рейд — наука, пробный камень в омут, и я извлекаю из него уроки. Учусь, потому что сам пойду туда же в степи и, будь спокоен, доведу тебя до Харьковской области. Согласен?
Воронцов сел, бросил окурок в печку и, попросив стакан чаю, ответил:
— С тобой, капитан, пойду! Только дай срок, поправлюсь…
Отослав радиограмму в УШПД о возвращении из рейда, Воронцов уехал в Ломленку. Следом за ним выехал и я, направляясь к аэродрому. Наш аэродром был расположен на опушке Хинельского леса. Девять изб поселка, до самых крыш заметенных снегом, представляли собой служебные помещения порта. Поселок этот с поля прикрыт плоской возвышенностью, его не видно даже из села Хинели, и угадывается он только по трубам, торчащим из-под снега.
Огромное поле перед Хинельским лесом и было отличной посадочной площадкой. Избы в те дни всегда наполнены были ранеными, детьми и женщинами, ожидавшими отправления на спасительную Большую землю.