– Ты давно здесь живешь?
– С тех пор, как поступила в медшколу.
– Ты не стала жить с родителями?
Пирс аккуратно поставила кружки на металлический поднос с логотипом «Кока-колы» посередине. Отвечая, она не смотрела на Уинтер.
– Нет. Я не живу дома с семнадцати лет.
По лицу Пирс пробежала тень. Уинтер прислонилась плечом к холодильнику и спросила:
– Твой дед и отец тоже учились в Пенсильванском университете?
– Ага. И мой прадед, и мой прапрадед.
– Ты когда-нибудь думала о том, чтобы заняться чем-то еще?
– Нет.
– Должно быть, это непросто.
Пирс мотнула головой в сторону холодильника.
– Мне бы нужно еще раз лед к руке приложить.
– Я достану.
Уинтер открыла морозилку, достала формочку для льда и потрясла, сбивая с нее иней. У Пирс хорошо получалось уводить разговор в сторону от личных вещей, по крайней мере, вещей, касавшихся ее личной жизни. В то же время Уинтер осознала, что за несколько коротких бесед рассказала Пирс о себе больше, чем о ней знал кто-либо другой, кроме Мины. Пирс умела слушать, и это располагало к откровенности.
– У вас целая династия, и есть на кого равняться. Тебя это не напрягает?
– Я всегда знала, кем стану, и какой будет моя жизнь, – тихо сказала Пирс, роясь в шкафчике в поисках кухонного полотенца. – Мне даже не приходило в голову, что есть какой-то выбор.
Уинтер подошла к ней, держа формочку со льдом кончиками пальцев, чтобы не отморозить руки.
– Ты довольна тем, как все сложилось?
Пирс взяла формочку здоровой рукой и стала разглядывать кубики льда.
– Не знаю, я никогда об этом не задумывалась, – она посмотрела Уинтер в глаза. – А ты?
– Я вполне довольна тем, как все складывается сейчас, – сказала Уинтер с улыбкой. Внезапно она осознала, как точно эти слова отражали ее состояние: она стояла на кухне у Пирс и чувствовала запах горячего шоколада, и это ее полностью устраивало.
– О Боже, – пробормотала Уинтер, вытянув ноги в сторону камина, – если я задержусь здесь еще на минуту, то не смогу встать и вернуться домой.
Пирс лениво повернула голову. Она держала тяжелую белую кружку на коленке, но совсем забыла про горячий шоколад, пока они обсуждали учебу в медицинской школе и ординатуру в Йеле, делясь впечатлениями и опытом, которые во многом были схожи. Они больше не упоминали про Дейва, хотя Уинтер свободно и часто говорила про Ронни. Пирс обнаружила, что про мужа можно забыть, если не думать про него слишком много. Порой ей удавалось забыть даже о том, что Уинтер, скорее всего, скоро снова выйдет замуж: она была красивой, яркой и живой девушкой, а такие не остаются долго одни. Но об этом Пирс размышляла в одиночестве долгими ночами, когда смотрела в камин и видела там лишь тлеющие угли, а не обещание света и тепла. Сегодня Уинтер была рядом, и это казалось таким правильным.