Будьте как дети (Шаров) - страница 97

Газеты еще месяц будут писать о боях на Среднем Дону, но маскарад давно кончился. На земле больше нет изменника Семена Буденного, нет его казаков, предавших идеалы революции, и свободная казацкая республика тоже растворилась, будто мираж. Зато, торжественно продолжает Троцкий, есть легендарный командарм и герой Гражданской войны Семен Буденный и есть его непобедимая Первая конная армия, которую наши железнодорожные войска сейчас на всех парах скрыто перебрасывают к Прилукам. Отсюда, от Прилук, даже не входя в город, они и нанесут удар в тыл белополякам. Конечно, разгромить трехсоттысячную польскую группировку у одной Первой конной сил не хватит. Эта задача и не ставится. Поляки лишь должны потерять максимум людей, техники и, в панике утратив строй, начать отступать.

Между тем уже пришла весна, снег подтаял, Припять разлилась, и, если не считать тех же двух дорог, в Полесье не пройдешь и не проедешь. Никто не пройдет и не проедет, повторяет Троцкий со значением, кроме многим из нас памятных энцев и их северных оленей. Для них белорусские топи, как для красноармейца – брусчатка на Красной площади. Пока же казаки, сделав свое дело, останавливаются у границы болот. Выйдя из боев, постепенно успокаиваются и уцелевшие поляки, что нам, без сомнения, на руку. Солдаты идут зализывая раны, всё тихо, они уже на полпути к Люблину. Вот тут на сцену и выступают самоеды. Теперь их черед громить Пилсудского, как когда-то Махно бил Деникина. В общем, подвел итог Троцкий, если план будет выполнен, от трехсоттысячной панской армии останутся одни ошметки. Для Советской России угроза с запада будет надолго снята.

После перерыва, на обсуждении деталей доклада Фрунзе спросил Троцкого: «Лев Давыдович, сколько будет энцев и почему вы знаете, что они пойдут? На что клюнут поляки – понятно, а что потеряли в полесских болотах несчастные самоеды?» «Что до численности энцского экспедиционного корпуса, то я оцениваю ее примерно в триста-четыреста бойцов, – отвечал Троцкий, – и считаю, что, учитывая обстоятельства, большего нам не надо. На вопрос же, ради чего они будут сражаться, лучше меня ответит товарищ Дзержинский. Семерых северян он два года назад позвал в охрану Ленина и знает всю подноготную».

«Вы, возможно, не слышали проповедей энцев зимы двадцатого года, когда они еще только попали в Москву», – сказал, обращаясь к Фрунзе, Дзержинский, – так вот, у них две цели. Одна, дальняя, – обратить весь мир в истинную веру, ее мы касаться не станем; другая, совершенно безотлагательная, – спасти умершего во грехе своего учителя, некоего Перегудова. Пробиться к Святой земле и там, на родине Христа, его отмолить. Полесье как раз на пути в Палестину, и у Совнаркома с самоедами уже есть договоренность: они нам помогают с белополяками, а в благодарность мы им – с Иерусалимом», – закончил Дзержинский.